Тостуемый пьет до дна
Шрифт:
В первый год, когда мы должны были ехать в экспедицию, это решение еще не было найдено. И на второй год не было найдено. И я решил, что полеты летательных аппаратов снимут наши комбинаторы — оператор Александр Двигубский и художник Павел Хурумов. А конструкторов попросил разработать только ракету, которая вылетает из-под песка.
За зиму авиаторы ракету сконструировали и сделали. И теперь, для того чтобы она вылетала из песка, нужны были специальный электрический домкрат и пульты дистанционного управления. Это оборудование «Мосфильм» через Министерство внешней торговли приобрел для нас в Японии. Но когда мы приехали в «Шереметьево», на таможне
Думаю, наш домкрат и пульты до сих пор валяются на таможне в «Шереметьево» в красивых ящичках с иероглифами.
Мы привезли ракету в пустыню и попытались запустить ее сами, без японского оборудования. Вырыли яму, поставили ракету на направляющую ферму, подсоединили бикфордов шнур к зарядам, засыпали песком, зажгли, и… взрыв! Ракета разлетелась на мелкие кусочки. Слава Богу, никого не убило!
А в фильме ракета из-под песка у нас все-таки вылетает. Гена Давыдов (замдиректора картины) взял ржавую водопроводную трубу, наварил на нее ушки, а по бокам привязал пионерские заряды, которые купил в Москве, в магазине «Пионер». Далее, мы поставили две высокие мачты на расстоянии ста метров друг от друга. На них натянули струну, к центру этой струны посредине прикрепили еще одну струну, перпендикулярно. Потянули ее на камеру и продели струну в уши трубы. Дальше взяли фанерный стол, в середине стола вырезали квадрат. Постелили кальку. На кальку насыпали песок. Поставили камеру, и дальше комбинаторы работали «на совмещении». Песок на столе должен был по цвету и свету совпадать с песком пустыни. Гена залез под стол и рукой выдавил свою трубу из песка. Я спичкой поджег заряды. Отбежал. Ракета полетела. А поскольку она на этой струне могла лететь только прямо, так она и летит в кадре. Правда, немного вихляет туда-сюда, но это даже хорошо.
Таким же искусным способом сняты и все остальные пролеты ракет, проезды повозок и т.п.
Молодцы Александр Двигубский и Павел Хурумов! Молодец Геннадий Давыдов!
Худо-бедно, все, что задумали, сняли.
И наши следы давным-давно уже засыпало песком и только торчит в Кара-Кумах огромное колесо обозрения, и в его кабинках поселились праправнуки и праправнучки скарабеев и ящериц, которые видели, как мы снимали здесь кино.
ГДЕ ПОСТАВИТЬ ТОЧКУ?
Я спросил у Саши Адабашьяна (мы с ним работаем над сценарием анимационного фильма), на чем заканчивать книжку? Он ответил:
— Эту — на том, как бросили пить. После этого что-то хорошее вам будет трудно вспомнить.
Идея мне понравилась. Бросил я пить в восемьдесят шестом году, после фильма «Кин-дза-дза». Значит, на этом фильме я и закончу эту серию.
Нет! Пожалуй, расскажу еще про письма кастрированного монаха.
ПИСЬМА КАСТРИРОВАННОГО МОНАХА
Недавно Аллегра приезжала в Москву, мы с Валерой Серовским пригласили ее в ресторан «Пиросмани». Аллегра уже прилично говорит по-русски, переводит Пушкина и приехала, чтобы побывать в Михайловском.
После того как Сонего не стало, дом в деревне под Венецией она продала, на это и живет. Джулио — врач, у него сын, очень похож на Рудольфо.
И еще Аллегра поведала, что после смерти Сорди, которого все считали очень жадным, выяснилось, что он почти все, что зарабатывал, отдавал на благотворительность — в приюты, в дома престарелых. Я мысленно извинился перед Сорди: «Прости, Альберто, что я плохо о тебе думал».
— А для вас у меня сюрприз, — Аллегра достала из сумочки книжку с бабочкой и иероглифами на обложке и положила на стол. — Догадайтесь, что тут написано?
Мы не догадались.
— Помните, Рудольфо надо мной смеялся, что я писала письма в Японию?
— Помним.
— Это те письма на японском языке.
Аллегра была верной и незаменимой помощницей своего мужа. Она стенографировала, печатала, корректировала, литературно обрабатывала сценарии, составляла контракты и вела всю переписку.
Как-то она распечатала письмо из Японии. В нем девушка Ёко писала Сонего, что она каждый вечер ходит в сад камней и, как учил Сонего-сан, смотрит на Полярную звезду. (Все влюбленные почему-то смотрят на Полярную.) И если Сонего-сан найдет время и тоже посмотрит на эту звезду, то он узнает, как она, Ёко, благодарна судьбе за то, что встретилась с таким замечательным человеком, как Сонего-сан. И как у нее пусто на душе после того, как он уехал…
Аллегра пошла с этим письмом к Сонего. Сонего пробежал его по диагонали и сказал:
— Это, очевидно, какая-то студентка из Токийского университета. Положи в архив.
До этого Сонего был в Токио, где по его сценарию снимался фильм, и там в университете читал лекции об итальянском кино.
— Надо ответить. Она так трогательно пишет, — сказала Аллегра.
— Ответь, если считаешь нужным.
— А я ей зачем?
— От моего имени.
И Аллегра ответила. Она написала, что он, Рудольфо, по вечерам ходит в Колизей и тоже смотрит на Полярную звезду и очень тоскует по Ёко-сан. И что после разлуки с ней в его жизни нет больше света…
Аллегра очень старалась, и у нее получилось так убедительно, что из Японии пришло письмо, в котором Ёко писала, что тогда в Токио ей казалось, что Сонего-сан не замечает ее. Но теперь, когда она знает, что Учитель к ней неравнодушен, она не может допустить, чтобы он страдал. И что она продаст дом и прилетит в Италию, чтобы быть рядом с любимым человеком. Ведь, как писал поэт Бюсси-Рабютен: «Разлука для любви — что ветер для огня: слабую она гасит, а большую раздувает». (Чувствовалось, что Ёко была отличницей.)
Аллегра в панике побежала к мужу.
— Что же теперь делать?!
— Напиши, чтобы она не приезжала, потому что я женат. И моя жена Аллегра-сан обожает писать студенткам любовные письма!
— Это очень жестоко! Она расстроится!
— Ну тогда напиши, что я не вынес разлуку, ушел в монастырь и дал обет безбрачия, — подсказал мастер сюжетов.
Аллегра так и написала.
Ёко ответила: то, что Учитель теперь монах, не имеет для нее значения, главное — духовное общение. Поэтому она прилетит и будет рядом!
Аллегра опять обратилась за инструкциями к мужу.
— Напиши, что Учителя кастрировали, — развивал сюжет Сонего, — и теперь я дискантом пою в хоре. И мне будет невыносимо больно, если она меня увидит таким!
Аллегра написала. И уже от себя добавила: что он, монах, слуга Божий Рудольфо Сонего никогда не попадет в рай, если Ёко-сан по его вине будет несчастлива в личной жизни. И что он молит Бога, чтобы Ёко-сан вышла замуж и воспитывала детей, как это и положено каждой женщине.
Ёко ответила, что не знает, как сложится ее жизнь, потому что, как говорил Учитель, все записано на небесах. Она только просит разрешения общаться с ним через письма.