Тот, кто убивает дракона
Шрифт:
Они начали с Халвара Седермана, который жил на Винтергатан в Старой Сольне, сразу за футбольным стадионом и всего в нескольких сотнях метров от места преступления. И сначала попытались связаться с ним по телефону. Никакого ответа. Потом они поехали к нему домой и позвонили в дверь. И после нескольких безрезультатных сигналов он неожиданно открыл ее явно с намерением ударить ею Стигсона по голове. Альму приходилось встречаться с подобными фокусами раньше, и он учел эту опасность. Стоило ему заметить кого-то с другой стороны глазка, он мгновенно оттолкнул напарника в сторону, схватился за дверь и придал ей дополнительное
– Получил, – ухмыльнулся Альм. – Тебе еще повезло, все могло закончиться гораздо хуже.
– Чем, черт возьми, вы занимаетесь, придурки, – заорал Седерман.
– Полиция, – сказал Альм. – Мы хотели бы поговорить с тобой. И можем сделать это здесь или забрать тебя в участок. Мы даже вправе посадить тебя в кутузку, если ты продолжишь наезжать на нас.
Настолько глупым Седерман не был. Он лишь ожег полицейских злым взглядом, а минуту спустя они сидели за столом в его маленькой столовой.
– Я знаю тебя, кстати, – сказал он и посмотрел на Альма. – Ты же работал в отделе насильственных преступлений в Стокгольме?
– То в прошлом, – проворчал Альм. – Теперь я тружусь здесь в Сольне.
– Ты же старый приятель Ролле, – констатировал Седерман. – Неужели не можешь образумить идиотов, засадивших его в тюрьму?
– Его выпустили час назад, – сообщил Альм, не вдаваясь в подробности.
– Ну вот, ну вот, – ухмыльнулся Седерман. – Могу я вас чем-то угостить?
– И так нормально, – ответил Альм. – Мы ненадолго.
– Но от кофе вы все же не откажитесь? Я и сам выпью чашечку. Кофеварка заправлена, и все готово.
– Хорошее дело, – согласился Альм.
– А ты? – спросил Седерман и кивнул Стигсону. – Хочешь банан?
– Кофе будет нормально, – сказал Стигсон.
– Давно вы поменяли? – спросил Седерман и кивнул Альму.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ищеек на шимпанзе, – объяснил Седерман.
– Достаточно давно, – сказал Альм.
Седерман поставил на стол красивые фарфоровые чашки. Предложил сахар, молоко, сливки и даже алкоголь, если кому-то сейчас настроение позволяло. Шнапс у него дома всегда имелся. Коньяк, к сожалению, закончился. Хотя осталась капелька бананового ликера в кладовке.
– На случай, если заглянет какая-нибудь бабенка, – объяснил он и кивнул Альму. – Но без проблем, если у твоей обезьяны есть желание, – продолжил он и кивнул в сторону Стигсона. – Если ты, как ее хозяин, не возражаешь, то ради бога.
– Черный будет в самый раз, – сказал Альм. – Моя обезьяна тоже хочет черный.
– Да, много черных сейчас развелось, – вздохнул Седерман. – На днях я в качестве развлечения считал их, когда шел до центра за покупками. И знаешь, скольких видел, пока преодолел четыреста метров?
– Двадцать семь, – предположил Альм.
– Нет, – вздохнул Седерман и сделал глоток кофе. – Кончил считать где-то на сотне. А знаешь, сколько лет мне было, когда я увидел первого настоящего ниггера? – продолжил он.
– Нет, – ответил Альм.
– Я родился в тридцать шестом, – стал рассказывать Седерман. – Мне успело исполниться семнадцать, когда я увидел моего первого негра. В пятьдесят третьем в старом центре Сольны около «Лорри». Кабака, ты помнишь. Они как раз открылись в тот год. Народа собралась куча. Каждый считал своим долгом подойти, поздороваться, и похлопать его по спине, и заговорить на английском, черт знает на каком английском, кстати, и спросить, знает ли он Луи Армстронга. Я гулял с барышней по имени Сиван. Сиван Фриск, и там все было видно невооруженным глазом, да будет тебе известно. Она вся вспотела от возбуждения, прежде чем мне удалось утащить ее оттуда.
– Другие времена, – проворчал Альм.
– В этом вся разница, – сказал Седерман и вздохнул. – Один еще ничего, даже два. Особенно если ты вырос в таком месте. В старой рабочей части города.
Для сольнских парней моего поколения. Но три уже слишком много. Один нормально, даже два, но три через край.
– Слушай, давай поговорим о другом, – остановил его Альм.
– Тебя интересует, чем я занимался в среду вечером на прошлой неделе, – сразу понял его Седерман. – В тот вечер, когда какой-то идиот убил Калле.
– Да, – подтвердил Альм. – Что делал ты тогда?
– Я ведь уже рассказывал, – огрызнулся Седерман. – Мне звонила какая-то чертова светлая голова из ваших, достала просто. Вчера или позавчера? Не помню точно.
– И что ты сказал ему? – спросил Альм, не уточняя, что звонил он сам.
– Я попытался объяснить, что у меня есть алиби, но он и слушать не хотел. Поэтому я положил трубку.
– Расскажи мне, – попросил Альм. – А лучше назови несколько имен тех, кто подтвердит твое алиби.
– Конечно, я смог бы это сделать без проблем, – сказал Седерман. – Но у меня и мысли такой нет.
– И почему же?
– Четырнадцать дней назад я собирался лететь в Сундсваль, хотел навестить одного старого друга, чья жизнь сейчас пошла под откос. У него рак предстательной железы, а он знавал и лучшие дни. И когда я стоял там перед выходом к самолету и подошла моя очередь идти на посадку, девица у стойки начала ныть, чтобы я показал документы. Заметь, я был трезв, то есть в полном порядке. Ну, значит, я даю ей билет, а она не отстает. Требует удостоверение личности. Я объясняю ей, что у меня нет ничего подобного. Права ведь забрали еще десять лет назад твои кореша. А паспорт лежит дома в ящике бюро. Кто, черт возьми, берет его с собой для поездки в Сундсваль? Но пытаюсь держать себя в руках. Объясняю, что я полноправный шведский гражданин уже семьдесят годков. Пока я дома в Швеции и не отчебучил ничего, никому не обязан показывать ксиву.
Тем более для полета в Сундсваль шведской авиакомпанией. Так написано в конституции. Но куда там. Потом внезапно появляются двое таких, – сказал Седерман и кивнул в сторону Стигсона. – Поэтому никакого Сундсваля не получилось.
– Печально. – Альм покачал головой. – И все из-за террористов.
– Чушь, – возразил Халвар Седерман. – По-твоему, я очень похож на Усаму бен Ладена?
– Не особенно, – подтвердил Альм. – Но…
– Тогда я решил для себя, – перебил его Седерман, – отплатить той же монетой. Если бы ты и твои коллеги нашли любую ерунду, указывающую на то, что именно я забил насмерть Калле Даниэльссона, ты не сидел бы у меня дома и не болтал о моем алиби. Тогда я оказался бы у вас. Не в первый раз оказался, но это же тебе наверняка известно.