Тотем
Шрифт:
— Не после смерти? Не мог кто-нибудь пинать его после того, как он умер?
— Нет, кровоподтеки ведь являются локализованными внутренними кровотечениями. Если вы ударите труп, то, конечно, нанесете ему некоторый вред, но синяков от этого — в привычном для нас понимании — не появится. Лишь живые тела могут кровоточить, точно также синяки могут появиться только у живых. И еще: синяк начинает приобретать характерную окраску через определенное время после удара — через полчаса примерно…
Слотер отпил глоток пива и посмотрел на врача.
— Вы хотите сказать, что он упал в яму, но лишь через полчаса на него напали?
— Именно.
— Время?
— Три часа. Три тридцать самое позднее.
— Совпадает. Люди из бара сообщили, что Клиффорд ушел почти сразу после закрытия — в два часа. Минут пятнадцать ему потребовалось, чтобы добраться до поля. Остаются полчаса. Верно, он умер около трех часов ночи.
— Вам теперь ясна картина?
— Более-менее. Не было никакого другого человека, на это ясно указывает нетронутый бумажник. Клиффорд вывалился из кабака и, оступаясь, поплелся по улице. Захотел помочиться и просто стало стыдно заниматься этим делом прямо на дороге, а, может быть, решил сократить путь. Нам никогда не узнать доподлинно, зачем ему понадобилось идти через это поле. Но где-то на середине пути от выпитого он просто отключился. Вот откуда синяки. Он немного проспался, и после этого на него напала собака.
— Именно так и я реконструировал события.
— Но сколько?
— Что?
— Сколько было собак? Одна? Несколько?
— А-а. Всего одна.
— Вы в этом уверены?
— Вы ведь уже изучили мой метод. Моя научная точка зрения такова…
— Все это понятно. Но на каком основании…
— Все отметины зубов единообразны. Но давайте на секундочку предположим, что были, скажем, две собаки с одинаковым размером клыков. Но тогда их ферменты были бы различными.
— Их что?
— Ферменты. Слюна. Черт, да дрянь, которой наполнены их пасти. Собака не может вонзить во что-нибудь зубы и не оставить на жертве слюну. Ферменты во всех ранках идентичны. Следовательно, их оставила одна собака.
Слотер посмотрел на Аккума и медленно взялся за ушко на еще не раскрытой банке пива. Щелчок крышечки показался более громким, чем обычно. Натан слизнул пену, выступившую из образовавшегося отверстия.
— А это точно не койот и не волк? — спросил он, уставясь в совершенно темное распахнутое окно.
— Нет, для койота зубы чересчур большие. Ладно, хорошо, пусть это будет волк, давайте согласимся с подобной идеей. Хорошо, допустим, что это был волк. Но за двадцать лет здесь никто не видел волка. Предположить можно, конечно, всё, что угодно, но…
— Ладно, собака, — согласился, почувствовав внезапно страшную усталость, Слотер. — Объясните, почему именно собака.
— Сколько вы здесь живете? Лет пять примерно?
— Около того. — Слотер повернулся к врачу лицом.
— А я здесь родился и вырос. И знаю, что иногда следует опасаться собак. Люди часто берут их с собой в горы, — ходят в туристские походы и забывают или просто бросают их там. Слабые и испорченные умирают. Но вот остальные превращаются
— Но здесь-то ведь город.
— Никакой разницы. Да, разумеется, они живут в горах, но спускаются в город за пищей. Не забывайте, что зима выдалась на редкость тяжелой. Вы сами прекрасно знаете, что на ночь выгоны очищаются, чтобы быть уверенными, что улицы чисты от хищников. Поле находится рядом с выгоном. Видимо, какая-то собака спустилась с гор к выгону и наткнулась на Клиффорда.
— Но ведь его не съели. На него просто напали.
— Бессмыслица на первый взгляд. В этом-то и состоит вся сложность. Мы имеем дело с абсолютно ненормальным извращенным поведением животного. Этим зверям просто нравится убивать. Иногда они появляются и гонятся несколько миль за быком, только для того, чтобы чему-то научиться. Загоняют, убивают бычка и оставляют его несъеденным. Применительно к людям мы назвали бы подобное убийство “патологическим”.
Слотер приложил все еще холодную банку с пивом ко лбу. Он думал о старом Маркле.
— Что-то плоховато вы выглядите.
— Мне просто необходимо несколько часов поспать, вот и все. — Натан поднялся и пошел к двери.
— А как же пиво? Еще целая шестибаночная упаковка осталась.
— Оставьте себе. Черт побери, вы ее заработали.
— Так по-вашему у нас что-то происходит?
— Точно, но что именно?.. Это бы я и хотел выяснить. — Он повернул дверную ручку и вышел в коридор.
29
— Ладно, хорошо. Я посмотрю.
Мужчина вышел на заднее крыльцо и посветил фонариком. Он заснул перед включенным телевизором, но его разбудила жена.
— Кто-то смотрел в окно спальни, — сказала она ему. — Да еще и собака рычала…
Мужчина заморгал, просыпаясь: доходило до него медленно.
— Так что тебя больше волнует: тот, кто смотрел в окно, или собака?
— Оба.
Он пробормотал что-то и с трудом поднялся с дивана. В последнее время ей чудилось, будто за ней подсматривают, кроме того, она стала забывать, куда убирает вещи и рано-рано просыпаться. Мотает ему нервы и все — ему очень захотелось сказать ей это, — но он знал, что после этого драки не миновать, поэтому лучше было выйти в сад и посмотреть, в чем там дело. Успокоить клушу. Он сошел с крыльца и посветил фонариком в кусты.
— Да ничего там нет.
— Проверь сад. Я уснуть не смогу, если буду постоянно представлять себе, что там кто-то стоит.
— Ты не сможешь заснуть, даже если ничего не будешь представлять.
И мужчина побрел к кустам.
Фонарик ему не понадобился, — луна светила настолько ярко, что все было видно, как на ладони.
Перед ним, нелепо раскинувшись, лежал пес. Доберман — так показалось мужчине, он не очень хорошо разбирался в породах. Брюхо у него было распорото: одна лапа откинута в одну сторону, вторая в другую, диафрагма расползлась, как огромная пасть, кишки раскиданы безобразными комьями. Увидев свернутую шею, мужчина почувствовал, как к горлу что-то подкатило, и отвернулся, задыхаясь.