Товар из зоны отчуждения
Шрифт:
– И что он ответил?
– А то же. Что Путин… туды-сюды. Чувствую – опять врет. Знает, что я от него жду, и говорит это.
– И что дальше?
– Потом, во время большого наступления, священника захватили. Ихнего, украинского. Вот он мне все и растолковал.
– Хоть не под пытками?
– Нет, за стаканом чая. Сказал – мы несколько сот лет назад отвернулись от Бога, и вот нам наказание. Мы больны, и нас лечить надо. Я спрашиваю – кто болен? Вы все, говорит. От какого Бога вы отвернулись? От истинного. А в глазах мороз. Я говорю – ты охерел, у меня такой же крест, как у тебя. А он: «Украина
– Фигня все это, – сказал я, пытаясь уместить это в голове.
– Для тебя – да, – спокойно ответил Спец, – а для них нет. Знаешь, потому-то мы эту войну и просрали…
…
– У них есть цель. Большая. Не на год, не на два, не до очередного гранта. Они к ней столетиями идут. А мясо найдется. Расходный материал.
– Кто? – Я обвел вокруг себя. – Они? Вот эти? По-моему, им надо атомную бомбу продать, только и всего.
– Это все гниль. Перхоть. Они сегодня есть, а завтра нет. Но ты подумай – наши деды у Берлина стояли, сорок лет войны не было. А мы стоим у Донецка. Почему так?
– Как думаешь, – снова перевел тему я, – чем все закончится?
– А п…цом большим, – обыденно ответил Спец, – им и закончится. Война уже была. Теракты уже были. Осталось только атомную бомбу взорвать. Ты думаешь, что когда это все начиналось, люди об этом обо всем мечтали?!
– Да нет, конечно.
– То-то и оно. Знаешь… я укропа недооценивал. И сильно. Не думал я, что они на такое пойдут. А пошли.
– Все недооценивали.
– Да, но вам-то с Москвы что видно. А мы – тут. Знаешь, сколько я отморозков навидался? И чем дальше, тем больше. Но что я тебе скажу…
…
– Если бы в четырнадцатом не началось здесь, на Донбассе, поверь мне, сейчас бы мы не тут сидели. А в Волгограде, в Ростове. Поверь – было бы. Их так научили: русские враги, другого они не знают.
– Я-то думал, это в войну началось. Такая ненависть.
– Ага, вдруг. Вдруг только прыщ на жопе вскакивает. Годами это готовилось. Мы для них – пятая колонна, предатели. Это мы считаем, что на своей земле живем, а они – на их. Многие русские на их сторону переметнулись.
– Почему?
– Не знаю…
Еще помолчали.
– Как думаешь, где это закончится?
– А кто тебе сказал, что это закончится?
…
– Это на годы. Еще внуки наши выхватят. Если они у нас будут. Здесь вторая Польша. И священники эти… я вспоминаю, книжку одну прочитал. Партизанский командир говорил – нет хуже, чем детям под врагом рость. Лучше бы им в чистом поле рость и дождевую воду пить. Я все думал – почему. А теперь понял.
…
– Потому что дети эти сами станут врагами.
Спец посмотрел на часы.
– Подремлю немного. Карауль, ладно?
Цель…
Прицел был светлым, хорошим. Поставив его на максимальную кратность, я видел машины, видел «КамАЗ» с рефрижератором, видел «УАЗы» и «Хаммеры». Видел и людей у машин…
– Дальность? – спросил я.
– Две семьсот, – ответил Спец, – я не достану.
– Ветер?
– Переменный… примерно два с половиной узла, северный.
Поправки в баллистический компьютер мог забить и Спец, но забивал я, посматривая
– Давление?
– Двадцать девять и два [65] …
Компьютер дал поправку, прицел был с делениями в 1/16 МОА, я начал вносить поправки, понимая, что, может, придется еще пересчитывать не раз.
– Вижу движение.
– Что там?
– Один Хамви, идет от города.
– Цель?
– Цели нет.
Прослушивая эфир укропов, я все больше и больше убеждался в том, что они кого-то ищут. И этот кто-то не мы. Там был еще кто-то, но кто – я так и не понял.
65
Дюймов ртутного столба. Все оборудование американское.
Но кто-то был.
– «Хам» останавливается.
Я лег поудобнее. За винтовкой нельзя пролеживать часами, надо давать себе отдых. Иначе промажешь.
– Правее у «КамАЗа» – кто это?
В прицел на максимальной, шестидесятой кратности я видел человека, который выделялся синей курткой или ветровкой из камуфляжа. Но видел плохо – на таком расстоянии даже шестидесятикратное увеличение не помогает.
– Мне некогда туда смотреть.
– Хрен с ним.
– «Хам» остановился. Двое у машины. Справа.
…
– Тот, что правее, Ступак.
– Уверен, что это он?
У Спеца был современный прибор наблюдения. Аж два канала – электронный и оптический. На оптическом увеличение до ста, на электронном – до четырехсот. Мне с моими шестьюдесятью тут нечего делать.
– Я видел его лицо. Полнота, борода…
Я должен был стрелять сейчас, но не хотел.
– Идет вперед.
Если прибыл покупатель – тот в синей куртке, – посмотрим, как он на него отреагирует. Он должен был знать продавца в лицо.
– Идет. Синий пошел.
…
– Синий упал!
Снайпер должен принимать решение быстро. Нас учили этому самыми разными способами – говорят, что раньше даже током били. Делать было нечего – я плавно дожал спуск, и пуля отправилась в полет.
Четыре секунды!
Примерно столько она будет лететь.
На передней части ложа винтовки по моей просьбе приделали вертикальный держатель для шести патронов – так ускорялось заряжание даже на однозарядных винтовках. Несмотря, что там я отвел затвор назад, выбросил гильзу и начал вставлять в патронник следующую. Металл был теплым, в том числе и потому, что, готовясь к выстрелу, я включил прогрев ствола [66] . У меня было скверное чувство, что я не попал.
66
Отрыв средней точки попадания при стрельбе из холодного ствола – известное явление, вот почему снайперы и спортсмены делают пристрелочные – не только пристреляться, но и прогреть ствол. Автор видел, как ствол прогревают электрогрелкой. К описываемому периоду, наверное, найдут другие способы – например, как сейчас обогрев лобового стекла.