Товарищ Брежнев. Большое Домино
Шрифт:
Шло очередное рабочее совещание у руководителя проекта генерал-майора Дорнбергера [39] . Ракетный проект рейха неожиданно для всех причастных получил дополнительное, просто огромное финансирование. И такие же огромные предъявы по скорости исполнения. Ученые-конструкторы довольно урчат. Администраторы-управленцы потирают шаловливые ручки, как же, такие ресурсы в управление получены! Скучно и задумчиво только руководство строительных и технических структур-подразделений. В кратчайшие сроки необходимо построить и ввести в эксплуатацию кучу объектов. От простейших бетонированных окопов и легкосборных ангаров до дополнительных подземных бункеров, стартовых ракетных столов-площадок и капитальных сборочных цехов. Вроде и ресурсы-стройматериалы есть, и строительная техника, и инструмент в достатке, и даже с рабочими руками все в порядке, даром, что ли, еще один лагерь с военнопленными на остров перебазировали, ведь пять размещенных на полигоне инженерно-строительных батальонов своими силами никак не справятся со всем объемом работ. Вроде бы все необходимое есть, для того чтобы в срок исполнить задачи, нарезанные
39
Вальтер Роберт Дорнбергер (6.09.1895-27.06.1980) – немецкий инженер-администратор, один из основателей немецкой ракетной программы, в 1937–1945 годах руководил ракетным полигоном Пенемюнде на острове Узедом.
Есть еще на стройке такие должности – бригадир и прораб. Без них никак. Ни фундамент не забетонировать, ни даже нужного размера-габарита котлован не выкопать, и это не говоря про установку всякой-разной инженерии, водопровод-канализация, электричество-телефония и гидравлика-пневматика со сложно-извращенной, германским инженерным гением, электромеханикой. И надо этих прорабов-бригадиров много. Очень много. Пленных-работяг нагнали почти под сорок тысяч. Грубый расчет. Один бригадир на двадцать-тридцать рабочих. Тысячи полторы бригадиров надо. Прораб на три-пять бригад. Триста-пятьсот прорабов. Где такую уйму строительных и околостроительных специалистов взять? А что, рейх обеднел на технически грамотных мужиков? Как ни странно – да. Обеднел. Потери на Восточном фронте, даже с учетом мобилизации союзников, все равно вынуждают отправлять на войну природных немцев. Инженеров, конечно, стараются не трогать. Но на место взявшего винтовку квалифицированного рабочего приводят под конвоем унтерменша-остарбайтера, а за ним глаз да глаз нужен, квалифицированный инженерный глаз, чтоб не падало качество. В общем, при деле все немецкие инженеры. Неоткуда их взять в таком количестве. Можно было бы по Европе, по союзникам насобирать, да не хочет фюрер даже по чуть-чуть делиться техническими секретами со своими союзниками. Набрать из военнопленных? Бригадир-староста-капо в бараке – это не то же самое, что бригадир-прораб на серьезной ответственной стройке.
– Разрешите, герр генерал-майор, – подал голос на том совещании один из командиров инженерно-строительных батальонов – коллега Пауля.
– Да, говорите, майор.
– А может, действительно набрать из пленных?
– ?
– Думаю, если поискать по всем лагерям, то найдется там хотя бы несколько сотен офицеров-строителей.
– Поставить русского офицера руководить русскими же пленными солдатами? – встрепенулся один из эсдэшников, рулящих на полигоне безопасностью. – Может, им еще и оружие дать? Это невозможно!
– Но если эти русские офицеры уже сотрудничают с нами…
– Среди русских офицеров не так много разумных людей. Они редко идут на сотрудничество. И я сильно сомневаюсь, что среди таких разумных мы сможем хотя бы сотню толковых инженеров-строителей отыскать.
Но майора не смутить аргументами эсдэшника.
– Извините, герр генерал-майор, разрешите я немного порассуждаю?
Одобрительный кивок Дорнбергера.
– Что значит пошедший на сотрудничество? Вот взяли мы в плен русского офицера-строителя. Допрашивать его будут про то, что он строил-оборудовал, и то только в том случае, если мы уже эти самые объекты не заняли. Если он соглашается откровенно рассказать про стройку завода или там укрепрайона, что его дальше ждет? Идти командовать вспомогательным полицейским подразделением? Писать агитки-пасквили про Сталина. Для профессионала-инженера – так себе перспектива. Ну, кто-то за нормальную пайку и свободу перемещения согласится, но, насколько знаю, таких немного. Да и неинтересно инженеру полицаем или пропагандистом работать. Вот и сидят в концлагерях такие специалисты и на равных с рядовыми тягают тачку в карьерах.
– И что вы предлагаете? – вопрошает Дорнбергер.
– Предлагаю вот таким офицерам предложить интересную работу по специальности.
Так, надо вступать в дискуссию, а то они сейчас напридумывают.
– И предложение это должно исходить, уж извините, – Пауль кивнул в сторону эсдэшника, – не от лагерной администрации или там от СД с Абвером, а от таких же специалистов, как они. Извините, герр генерал-майор, вырвалось.
– Да, действительно, – поддержал Пауля майор-строитель, – профессионал с профессионалом всегда сможет найти общий язык.
– И как вы себе это представляете? – ехидно спрашивает эсдэшник.
– А мы не будем их вербовать и уговаривать предать их родину, – ответил тогда Пауль. – Мы просто предложим им интересную работу, соответствующую их знаниям и опыту. Все лучше, чем киркой в шахте махать.
Обсуждение тогда затянулось почти на час. В итоге договорились разослать по концлагерям требования отправить в распоряжение руководства ракетного полигона всех установленных военных строителей чином от капитана и выше. Капитан – это все-таки минимум пять-семь лет опыта. Как раз тот минимум, что потребен на ответственном строительстве. Уже сотрудничающих с немецкой администрацией пленных договорились не привлекать. По этому пункту сработал аргумент Зиберта. Мол, будут конфликты между предателями Родины и теми, кто просто готов работать по специальности. Всех выявленных русских офицеров-специалистов должны доставить на Узедом, и уже здесь с ними должны будут провести беседы офицеры из здешних строительных батальонов. Согласятся – хорошо, если нет – то в обычный рабочий барак.
И вот сидит гауптманн Зиберт над списком и стопкой копий личных карточек военнопленных советских офицеров. По всем лагерям нашли-насобирали около пяти сотен пленных офицеров, подходящих под требования руководства полигона [40] .
По сотне на каждый из находящихся на полигоне инженерно-строительных батальонов. Сотня карточек-судеб советских людей. Девяносто девять офицеров от капитана до полковника. И единственный из всех доставленных на полигон Пенемюнде генерал. Генерал-лейтенант инженерных войск, профессор Академии Генштаба [41] РККА Дмитрий Михайлович Карбышев [42] .
40
Существуют разные оценки количества советских военнопленных. По 41-42-му годам – это от 3,5 до 4,5 миллиона. Умирал в плену или расстреливался-казнился по немецкой статистике один из двоих-троих. Шел на сотрудничество с немцами один из семи-восьми. Итого получаем к началу 43-го года – умерло-погибло 1,1–1,5 миллиона пленных, пошло на сотрудничество с немцами (полицаи, капо, вспомогательные части и т. п.) – 4 000 600 тысяч, и соответственно в концлагерях находилось – 1,5–2,5 миллиона военнопленных. Численность инженерных и строительных частей РККА по годам войны автор не смог найти. Но ее можно оценить. В течение войны было подготовлено офицеров-специалистов для таких частей около 60 тысяч, из них около 6 тысяч в Военно-инженерной академии. При пропорции один офицер на десять-двадцать солдат получаем общую численность (за все годы) инженерно-строительных частей 600 000-1 200 000 человек из 34 миллионов, прошедших через армию за все годы войны. То есть (грубо) один из тридцати-пятидесяти служил в инженерно-саперных и строительных частях. Можно предположить соответствующую пропорцию и среди военнопленных – 2–3 % от 1,5–2,5 миллиона пленных в лагерях (в 43-м году) – это 30–75 тысяч военнослужащих инженерно-саперных и строительных частей. Или опять пропорция – один к десяти – 3–7 тысяч пленных офицеров-строителей. И далее – один из десяти офицеров – с академическим образованием – это 300–700 пленных офицеров-строителей с серьезным профессиональным опытом. В академию, как правило, принимают офицеров в звании не ниже капитана.
41
Академия Генерального штаба несколько раз за годы советской власти меняла свое наименование, и автор для упрощения восприятия будет ее обозначать привычным сейчас названием.
42
Дмитрий Михайлович Карбышев (14.10.1880-18.02.1945) – русский и советский фортификатор, выдающийся советский ученый – военный строитель, Герой Советского Союза (1946, посмертно). В июле 1941 года раненым попал в плен. Немцы неоднократно предлагали ему пойти на сотрудничество. Изначально немцы рассматривали Карбышева как потенциального руководителя «русской освободительной армии» и только после решительных отказов генерала переключились на попавшего в 42-м году в плен Власова. В РИ – в 43-м, отчаявшись склонить Карбышева к сотрудничеству, немцы отправили генерала в каторжный лагерь. В связи с приближением советских войск Карбышев был казнен. Его обливали холодной водой на морозе, тело генерала было сожжено в печах концлагеря Маутхаузен.
Твою мать! И что теперь делать? Как не засветиться перед немцами? Как не подставить пленных перед Советским правосудием? Да и вообще, как спасти для Родины сотню, нет, пять сотен профессионалов? Ладно, пусть начальство разбирается. Озадачим его. Как? Фигня, не вопрос. Сейчас придумаем.
Ну-ка, ну-ка, был у нас вроде поставщик из Копенгагена, и что-то он затягивает с отправкой очередного заказа. Майор снимает трубку телефона. Сначала звонок коменданту полигона. Спасибо, герр оберст. Вылет специалиста в Данию согласован. Звонок на аэродром. Что там у вас сегодня в Копенгаген может вылететь? «Шторьх»? Отлично, большего и не надо. Да, один пассажир. Вылет? В 19.00. А что, у вас пилоты ночью не могут летать? Ну, вот и договорились. Нам просто до 19 не успеть. Хорошо-хорошо, с меня шнапс, договорились, два шнапса. Эх, жаль расставаться с парнем, но он единственный в группе имеет летную подготовку.
«Шторьх» с одним из офицеров-строителей вылетел с аэродрома Пенемюнде в Копенгаген через полчаса после захода солнца. Чуть более часа лета. Но, видимо, что-то случилось, не прибыл самолет в Копенгаген. И даже на датскую землю не сел. Сел на шведскую. Ага, через пару часов после взлета связной самолетик приземлился в окрестностях Карлскруны. Наверное, заблудился. Вот только управлял им в тот момент почему-то не летчик люфтваффе, а лейтенант с черными петлицами саперных частей вермахта. А в Карлскруне уже была комендатура Советской оккупационной администрации. И когда успели? Часа три переговоров коменданта с начальством в Стокгольме, и за ночным гостем оттуда прислали самолет. В шведской столице пересадка на Ли-2. И уже утром «немецкий сапер» вышел из самолета на летное поле Центрального аэродрома в городе Москве.
Вот теперь пускай у начальства голова болит над вопросами, заданными майором Зибертом, числящимся в НКВД как капитан госбезопасности Николай Кузнецов. Кроме вопросов к руководству, лейтенант привез и кое-какую документацию по немецкой ракетной программе и по собственно ракетному полигону.
А сам Пауль Зиберт всю эту ночь провел, разбирая проект строительства новых позиций ПВО острова. Подгадили шведы рейху. Бац – и русские части всего в двухстах, а кое-где и в ста километрах от границ рейха. Не ждали – не гадали, и вот на тебе. А если Сталин на юг Швеции перебросит что-то действительно большое-серьезное из авиации? Как отбиваться? Сейчас-то вряд ли. Сейчас ВВС РККА по полной задействованы в Белоруссии. Те авиачасти, что из Карелии наступали, пока заняты в южной Норвегии. Но вот что делать немцам, когда Сталин наконец разберется с Клюге? Надеяться на то, что русские не в курсе про Пенемюнде? Можно. Но лучше подстраховаться. Перво-наперво усилить ПВО! Много зениток, больших и малых. Больше истребителей, дневных, ночных и высотных. И про РЛС не забыть! Будут саперы для всего этого инфраструктуру строить. Ну, и в Москве обо всем этом узнают. Чего самолет зря гонять? Положил Зиберт в папочку тому лейтенанту и копию проекта развития системы ПВО полигона.