Товарищи
Шрифт:
Витька вытащил свою удочку, поплевал «на счастье» три раза на наживку и снова забросил.
— Ну, когда едешь? — спросил Володя Петренко.
— Завтра.
— Не боязно?
— Да нет, — чего бояться? — устроюсь.
— Между прочим, если у тебя там ничего не выйдет, ты валяй к нам в Рязань. У нас люди нужны.
— Нужна ему твоя Рязань, когда человек в Москве будет! — заикаясь, сказал Витька.
— Клюет, клюет! — закричал Миша Зайцев. — Ребята, сейчас, честное слово, как дернуло! Голавль брал!
На его крик даже не обернулись.
— А по-моему, — сказал Володя, — какая разница в каком городе жить. Мне, например, пока и Рязани хватает. А закончу ремесленное, поеду, куда захочу.
— Очень-то не разъедешься, — заметил Витька. — Куда пошлют, туда и поедешь. Не захочешь, а подчинишься.
— А я возьму и захочу.
— Как это захочешь? А если скажут — на Сахалин?
— Ну и я захочу на Сахалин.
Витька, полуоткрыв рот, придумывал очередное возражение и, ничего путного не придумав, сказал:
— Конечно, какая у кого точка зрения.
Митя улыбаясь спросил:
— А ты в этом году в шестой класс пойдешь?
— Не знаю.
— За него мать знает, — сказал Володя. — Как решит, так и будет.
— Не обязательно, — покраснел Витька.
— Охота тебе дома торчать, — сказал ему Володя. — Я б на твоем месте давно удрал. Пошел бы работать…
— Что ж, я, по-твоему, без дела сижу? — обиделся Витька. — Весь дом на мне.
Володя засмеялся.
— Дом!.. Разве это дело?
— А ты?
— Обо мне разговора нет, — солидно сказал Володя. — Я, брат, учусь. А вот закончу ремесленное, тогда поговорим. По крайней мере не буду торчать около мамкиной юбки. Смотри вот, клюет у тебя. Подсекай!..
— Не желаю.
— Ну и дурак.
Витька стоял у куста, закусив губу, видел, что поплавок давно ушел под воду, но из упрямства не подсекал.
— И охота вам на рыбалке ссориться! — стуча зубами от холода, сказал Миша Зайцев.
— Я не ссорюсь, — примирительно ответил Володи. — Мне что? Взрослый человек, пускай сам решает.
— Да он решит, — уверял Миша. — Правда, Витька? Вот Митя в Москву едет, и то ничего страшного. Меня б пустили, я б не боялся. А чего бояться? Пошел прямо с поезда к директору…
— К какому директору? — улыбнулся Митя.
— А хоть к какому. И прямо так и говори: образование — шесть классов, дроби знаю, проценты знаю, покажите, какая у вас есть работа, я что-нибудь выберу.
— А директор как шуганет!..
— Ну да! Не имеет права. Ты ж по делу пришел. Главное, робеть не надо. И за что попало не берись. Сразу ответа не давай. Скажи: я подумаю…
— Вот Мишке б на директора выучиться, — сказал Володя. — Всем лебедянским удобно б жилось.
— Не-ет, — серьезно ответил Миша. — Мне это ни к чему. Мне, знаешь, какая профессия нравится? Чтоб было видно, что делаешь. Например, инженер: построил дом, — двери, окна, всё как полагается…
— Сам рассуждает, — сказал Витька, — а у самого тройки по арифметике.
— Ну, так меня ж еще надо воспитывать, — оправдывался Миша.
Солнце начинало припекать. Мальчики постепенно снимали с себя всё, что было надето для ранней рыбалки. От тепла они стали умиротвореннее, ленивее на слова.
Поклевывали проснувшиеся мальки; то и дело в воздухе мелькали лески с блестящими пескариками на крючке. Иногда попадался жадный, ощеренный колючими плавниками окунь и тогда вокруг счастливца-рыбака толпились все ребята, рассматривая добычу. Раздавались голоса:
— Ого! Порционный!..
— Грамм полтораста!
— Ну да — побольше!
— Гляди, как заглотнул!.. Не вытащишь.
Меньше всего везло Мише Зайцеву, но он не унывал. Попрежнему восторженно он сообщал товарищам, как только его поплавок начинал вздрагивать, тут же делал смелые предположения насчет размеров «рыбины», которую он сейчас вытянет, а когда на крючке не оказывалось даже наживки, каждый раз радостно вскрикивал:
— Вот черт! Сорвалась!..
Ему мешала буйная фантазия. Он ярко представлял себе, как где-то в глубине, с того берега двинулся сюда на него гладкий, блестящий, жирный голавль, как он, шевеля плавниками, подплывает всё ближе и ближе, голодный, как черт, заметил аппетитного червя, понюхал его хвост… И тут Миша не выдерживал: ухватившись двумя руками за удилище, он так дергал его вверх, что если б на крючке и вправду была рыбина килограмма на полтора — на два, то она шлепнулась бы на траву.
— Ты погоди, дай ей взять как следует, — уговаривал Митя.
Он лежал на берегу, разомлев от солнца. Не хотелось шевелиться. Из-под руки, на которую он опирался, далеко-далеко был виден Дон, заворачивающий вправо у самой Тяпкиной горы.
Где-то там внутри горы должна быть скрыта пещера, в которой восемьсот лет назад жил Василий Тяпка со своими двумя братьями. На этой горе он стоял с подзорной трубой — нет, пожалуй, тогда еще не было подзорных труб, — стоял просто так и смотрел вдаль на этот же самый Дон, на дорогу, на лес, которого сейчас здесь нету. Завидев богатых купцов, он свистел разбойничьим свистом и вместе со своими братьями отбирал у купцов добычу — продукты и промтовары — и раздавал их бедным.
А потом здесь построили город Лебедянь, из которого он, Митя, завтра уезжает.
И приедет он сюда через несколько лет; к тому времени уже давным-давно будет выстроен Дом культуры и где-то в его стенах будут лежать те 247 кирпичей, которые Митя лично перетаскал от церкви. Он даже хотел тогда как-нибудь их отметить, чтобы потом узнать, но сообразил, что здание всё равно будет оштукатурено.
А приедет он с большим чемоданом. В чемодане будут лежать подарки и для Витьки, и для Миши, для всех ребят. И самый главный подарок — для матери; что-нибудь очень дорогое, большое, теплое и красивое.