Трагедии моря
Шрифт:
К тому времени тюлений промысел стал настолько прибыльным, что французы собрали войско своих индейских союзников и повели успешную войну против инуитов за контроль над «Северным Берегом». К 1720 году цепь феодальных владений протянулась по всему северному побережью залива от Тадуссака до пролива Белл-Айл, затем дальше на север вдоль Атлантического побережья Лабрадора до самого залива Гамильтон. Еще несколько баз тюленьего промысла возникло на западном берегу Ньюфаундленда, отчасти в тех самых местах, которые когда-то занимали ушедшие затем оттуда скрэлинги.
Промысел тюленей изменялся и усложнялся по мере того, как французы все яснее постигали годовой цикл развития
К середине XVIII века промыслом тюленей занимались сотни поселенцев в Новой Франции, и эта колония ежегодно экспортировала до 500 тонн тюленьего жира; для получения такого количества жира нужно было убивать примерно 20 000 взрослых тюленей в год. Требования расширить этот приносивший уйму денег промысел нарастали с такой быстротой, что один инспектор, посетивший Новую Францию, посчитал своим долгом выступить с письменным предостережением:
«Сомнительно, чтобы расширение тюленьего промысла пошло бы на пользу колонистам… напротив, логично думать, что умножение промыслов привело бы вскоре к уничтожению этого вида животных. Они производят на свет всего лишь одного детеныша в год; промысел ведется весной, то есть в сезон размножения, или осенью, когда самки беременны, поэтому нельзя добывать большое количество тюленей, не разрушая вида и не рискуя оскудением промысла».
Можно было заранее предсказать, что это мнение будет проигнорировано. На деле стремлению добывать как можно больше тюленей способствовала конкуренция, возникшая со стороны англичан. В начале XVIII века английские поселенцы из Восточного Ньюфаундленда, обычно промышлявшие летом на легких судах треску и лосося у северного побережья, обнаружили, чем занимались французы на «Пти-Норд» (Большой Северный полуостров Ньюфаундленда), и сами приступили к промыслу тюленей. Вскоре они стали создавать постоянные поселения близ Фого и в заливе Нотр-Дам, где можно было вести зимний промысел тюленей и летний — трески и лосося.
Англичане даже прибегли к новой уловке. Обнаружив, что весной, через несколько недель после ухода взрослых тюленей, в северных заливах появляются орды вылинявших хохлушей и подростков, которых они прозвали «бедламерами» (искаженное от b^etes de lа mer [132] ), они стали стрелять в них с небольших гребных лодок посреди тающих льдин.
Этот, а также сетный промысел оказались настолько успешными, что уже в 1738 году немногочисленное население острова Фого отгрузило тюленьего жира и шкур на 1200 фунтов стерлингов — итог ежегодного уничтожения более чем 7000 тюленей. Жребий был брошен. Почувствовав, какие деньги можно заработать на промысле лысунов, англичане поспешили прибрать к рукам этот кровавый бизнес.
132
Морские звери (фр.). — Прим. перев.
На этом этапе ни французы, ни англичане не имели четкого представления о фактической численности популяции лысунов, да и мало что знали о самом лысуне. Долгое время они даже не знали, что «бедламеры» и хохлуши принадлежат к одному и тому же виду. И им ничего не было известно о том, чем занимаются тюлени за пределами видимости земли. Мир дрейфующих ледяных полей казался им столь враждебным, что они и не пытались его познать. Пока ледовая цитадель тюленей оставалась неприкосновенной, хищничество людей, каким бы масштабным оно ни казалось его участникам, затрагивало только периферию, не оказывая большого влияния на популяцию в целом. Однако, учитывая превратности судьбы и звериную сущность человеческой натуры, так не могло продолжаться слишком долго.
Однажды в самом начале весны в середине XVIII века (возможно, это произошло в 1743 году) не по сезону продолжительная оттепель, сопровождаемая обильными дождями, затронула огромный язык льда, спускающийся вдоль побережья Лабрадора и рождающий плавучие ледяные поля, на которых большая часть лысунов производит на свет своих детенышей. Когда миллион или больше беременных самок добрались до этих полей, разломанные льды настолько разрушились и подтаяли, что тюлени не могли найти подходящего места для щенки. Однако пришла пора родить, и самки в отчаянии выходили на любые льдины, способные выдержать их вес, чтобы произвести на свет потомство. На этот раз они щенились не на обычных гигантских залежках, а на разбросанных, словно солома ветром, на тысячи километров разрушенных плавучих льдинах.
Через день-другой после массового рождения детенышей над льдинами завыл норд-ост. Открытый за паком океан вздыбился крутой волной, которая, подкатываясь под плавучие льдины, кидала их в беспорядочную круговерть, сталкивая друг с другом. Погибло много новорожденных бельков и немалое количество их матерей, а многие уцелевшие детеныши, еще не научившиеся плавать, были смыты волной и утонули. Оставшиеся в живых оказались на быстро таявших осколках льдин, которые ветром и течением быстро тащило на юг. В середине марта эти льдины с десятками тысяч бельков начали скапливаться вдоль западного берега залива Бонависта.
На этом скалистом, изрезанном рифами берегу горстка англичан уже создали постоянный плацдарм для зимней охоты на взрослых лысунов и весенней — на хохлушей. Англичан охватила тревога, когда льды заполнили залив настолько, что с берега за ними уже не просматривалась открытая вода. Промысел с лодок нельзя было вести до тех пор, пока ветер снова не задует в сторону моря. Вот в этой-то ситуации, наверное, и нашелся смельчак, отважившийся бросить вызов адской ледяной мясорубке. Ему показалось, что он увидел там какие-то признаки жизни, и вскоре на самом деле обнаружил разбросанных на льдинах маленьких белых тюленят.
Не прошло и несколько часов, как все здоровое мужское население карабкалось по опасному хрупкому ледяному паку. До того как ветер потянул к югу и льды, ослабив напор, отступили от берега, англичане успели приволочь на берег тысячи окровавленных «скальпов» (шкур со слоем подкожного сала), где от них отделили толстый слой сала и отправили его в жиротопни, чтобы сварить много бочек первосортной ворвани.
Известно, что прибрежные поселенцы Бонависта-Бей даже не понимали, что за животных они убивали, пока кто-то из них не заметил присосавшегося к матери белька и не пришел к очевидному выводу.