Трагедии моря
Шрифт:
В 1971 году ИКНАФ установила первую квоту для залива Св. Лаврентия в размере 200 000 лысунов для судового промысла и 45 000 — для прибрежных охотников; суммарная квота оказалась на 18 000 особей меньше объема фактической добычи в предшествующем году. К концу промыслового сезона 1971 года зверобои добыли 231 000 тюленей — все, что они смогли добыть, несмотря на большие старания выбрать установленную квоту и узаконить ее на будущее. Поскольку сделать этого не удалось, ИКНАФ ничего не оставалось, как сократить квоту. На 1972 год она была уменьшена до 150 000 особей. Однако в том году зверобоям удалось добыть и доставить на берег всего 136 000 тюленей! Не сумели они выбрать
Объем поставок бельков уменьшался, а спрос на них увеличивался. В 1974 году цена за шкурку белька поднялась до 12 долларов. Это побудило зверобоев увеличить количество судов и людей на промысле, что позволило в том году превысить квоту и добыть 154 000 тюленей. В 1975 году цены на бельков снова резко подскочили до 22 долларов за шкурку, и, согласно официальным данным, в этом году было добыто 180 000 арктических тюленей, включая 15 400 хохлачей, против вновь установленной квоты в 15 000 особей этого вида.
В 1975 году аэрофотосъемка показала, что общая численность взрослых лысунов составляет уже менее одного миллиона голов, а по данным доклада д-ра Лавиня, опубликованного Организацией по вопросам продовольствия и сельского хозяйства ООН, популяция лысунов насчитывала не более 800 000 особей в возрасте от одного года и старше. Тревога организаций, выступающих за охрану живой природы и против зверобойного промысла, вынудила ИКНАФ пойти на значительное снижение квоты убоя тюленей до 127 000 в 1976 году.
Промысловики эту квоту проигнорировали. Приплывшая прямо из Норвегии флотилия из восьми больших зверобойных судов плюс семь судов флотилии Карлсена воспользовались вторым подряд «благоприятным ледовым сезоном» и вместе с охотниками побережья превысили установленную квоту на 40 000 тюленей. Нет нужды добавлять, что никакого наказания виновные не понесли.
Теперь даже самым тупоголовым стало ясно, что ИКНАФ является прислужницей промысловиков Норвегии и Канады. Ее главная роль заключается в том, чтобы отвести гнев общественности от правительств этих двух стран, ответственных за ограничения промысла и защиту оставшихся популяций тюленей.
Возмущение общественности нарастало. В то время как правительства Канады и Норвегии вкупе с промысловиками своих стран лезли из кожи вон, чтобы скрыть масштабы биоцида, совершаемого против арктических тюленей, их противники не щадили усилий, чтобы привлечь к нему внимание широкой общественности. Одним из свидетелей действий противников зверобойного промысла был журналист Сильвер Дон Камерон — редактор «Уикенд Мэгезин», отправившийся на Ледовой Фронт весной 1976 года. Он был приглашен туда вместе с другими журналистами Брайаном Дэвисом, решившим проверить действенность «Правил охраны тюленей». В мае 1976 года Камерон опубликовал свое сообщение о результатах под заголовком: «Охота на тюленей: Моралите». Даю его в сокращении.
«Правилами использования вертолетов, — сказал мне один из членов отряда Дэвиса, — предусматривается охрана спокойствия тюленей путем запрета посадки в пределах полумили от того места, где их забивают. Поскольку ни одна чартерная компания не пошла бы на риск конфискации ее дорогостоящего вертолета, основанный Дэвисом «Международный фонд защиты животных» (МФЗЖ) был вынужден приобрести собственный аппарат, и Дэвис научился им управлять. В его планы входило посадить [четыре других арендованных вертолета] на безопасном расстоянии от места охоты и затем на своем вертолете переправить пассажиров непосредственно к месту убоя. В случае, если его остановят, он скажет, что наряду с канадским, он обладает гражданством Соединенного Королевства и что, действуя в международных водах за пределами 12-мильной прибрежной зоны, находится, следовательно, вне досягаемости канадских законов.
В 7 часов 30 минут, когда замерзшие гавани и заснеженные леса побережья заливает золотистый свет солнца, вертолеты взмыли в воздух и направились на север, пролетая над крохотными рыбацкими поселками, разбросанными на самом северном «пальце» Ньюфаундленда. И вот под нами открылось великолепное зрелище: округлые льдины, кружащиеся в приливных течениях, гряды ледяных торосов, развбдья и покрытые тонкой ледяной коркой, словно обернутые в пластиковую пленку, полыньи.
Утро просто великолепное: безоблачное, безветренное и солнечное. В кабине вертолета нам с Дэвисом тепло, как в парнике. Севернее пролива Белл-Айл Дэвис снижает вертолет, чтобы получше рассмотреть во льдах пару судов, но мы не видим никаких тюленей. Летим дальше; четыре других наших вертолета, словно москиты, висят над ледяными полями в прозрачном безбрежье неба.
Наконец на горизонте появляются силуэты трех кораблей, отстоящих друг от друга до предела видимости. Они «жируют» — убивают тюленей. Наши арендованные вертолеты садятся на лед на почтительном расстоянии от ближайшего судна. Брайан подлетает поближе к месту охоты, и мы различаем внизу темные туловища самок, корчащиеся тельца бельков и тянущиеся к судну ярко-красные полосы на белом льду.
Брайан сажает вертолет ярдах в двухстах от «Арктик Эксплорера» [одного из судов Карлсена] из Галифакса. Воздух полнится криками тюленей. Длинные красные следы ведут к месту, откуда груды шкур поднимались лебедкой на борт судна… А в десяти футах от меня горюет несчастная тюлениха.
Раскачивая взад и вперед свою трехсотфунтовую тушу, она ритмично поднимает кверху голову и протяжно — воет от горя: у ее брюха лежит темно-фиолетовая куча мяса — все, что осталось от ее детеныша. Пока я смотрю на нее, рев прекращается; кажется, что она еще пытается выть, но голос пропал, и она лишь не переставая раскачивается взад и вперед.
Картина напоминает поле битвы. Насколько хватает взор, лед вокруг забрызган кровью. Громко кричат пока живые бельки, чьи матери ушли под воду. На горизонте видны освещенные солнцем темные силуэты размахивающих дубинками охотников. Наша группа, тяжело ступая по льду, подходит к проруби и останавливается, чтобы взглянуть, как мимо нас с грандиозностью балерины проплывает тюлениха. Крохотные тельца бельков — размером не больше куска жаренного мяса после того, как с них содрали шкуру и жир, — жутковато пялятся на нас вылезшими из орбит глазами из черепов, разможенных дубинками зверобоев.
То тут то там полощатся на ветру красные флажки на собранных в кучи «скальпах». В этом месте на льдине орудуют четверо зверобоев. Когда они приближаются к бельку, его мать один-два раза метнется в их сторону, но потом соскользнет с льдины в воду. Словно бейсбольная бита, взлетает вверх пропитавшаяся кровью дубина зверобоя. Слышится глухой удар — будто колотушкой по большому барабану — это бита раскалывает череп тюлененку. Из глаз, носа, и рта белька струями течет темно-красная кровь. Белек судорожно дергается и корчится от боли, передаваемой мышцам умирающей нервной системой, а зверобой спокойно достает длинный нож и начинает точить, на оселке стальное лезвие. Продольным разрезом он вспарывает брюхо белька от подбородка до задних ласт: тюлененок раскрывается, будто кошелек с молнией, его жир колышется словно желе; на холодном воздухе от внутренностей идет пар.