Трагедия армянского народа. История посла Моргентау
Шрифт:
Эта радиостанция была символом тайного, хоть и особо не скрываемого союза между Турцией и Берлином. На то, чтобы завершить строительство столь мощной станции, ушло некоторое время, в течение которого Вангенхайм пользовался связью немецкого торгового судна «Корковадо», пришвартовавшегося в Босфоре напротив немецкого посольства. Для практических целей у Вангенхайма была постоянная телефонная связь с Берлином.
Во время этой мобилизации немецкие офицеры были так же активны, как турки. Они безумно наслаждались происходящим; было видно, что это лучшее время их жизни. Бронссарт, Хуман и Лаффертс были постоянно рядом с Энвером, советовали и направляли. Каждый день немецкие офицеры носились по улицам на огромных автомобилях, конфискуя все подряд у гражданского населения. Ночью они наводняли рестораны и увеселительные заведения, поглощая шампанское в огромных количествах, которое также было изъято у населения. Особо эффектной и шумной фигурой был фон дер Гольц-паша. Он постоянно устраивал что-то вроде вице-королевского проезда по улицам в огромном быстром автомобиле, на обоих бортах которого были нарисованы яркие немецкие орлы. Водитель на переднем сиденье нажимал на клаксон, извлекая резкие пронзительные звуки, и горе тому, будь то турок или нетурок, кто попадется ему на пути!
Немцы даже не пытались скрыть, что считают себя хозяевами этого города. Точно так же, как Вангенхайм создал маленькую Вильгельмштрассе в своем посольстве, немецкие военные учредили маленькую версию берлинского Генерального штаба. Они даже привезли с собой из Германии своих жен и семьи. Я слышал, как баронесса Вангенхайм говорила, что у нее есть небольшой двор в немецком посольстве.
Однако немцы были единственными, кто наслаждался этим процессом. Сопровождающая мобилизацию конфискация была не чем иным, как грабежом гражданского населения. У турок забирали лошадей, мулов, верблюдов, овец, коров и другой скот, который смогли обнаружить. Энвер сказал мне, что они собрали 150 тысяч животных. Они делали это безрассудно, не задумываясь о продолжении рода. Во многих деревнях они оставляли двух коров или двух кобыл. Эта методика проведения конфискации привела к закономерному результату – уничтожению национального сельского хозяйства и голоду сотен тысяч людей. Но турки, как и немцы, считали, что война будет короткой и что раны, нанесенные этими конфискациями сельскому населению, быстро затянутся. Правительство также демонстрировало бесстыдство и недостаток ума, когда изымало товары у торговцев и продавцов магазинов. Эти действия очень походили на обычное воровство на большой дороге. Но среди упомянутых торговцев практически не было мусульман; большинство были христианами, хотя было и несколько евреев. Таким образом, турецкие офицеры не только снабжали всем необходимым свою армию и, между прочим, наживались на этом сами, но и наслаждались чувством религиозной мести, грабя учреждения, принадлежащие неверным. Они входили в розничный магазин, забирали практически все товары с полок, давая клочок бумажки в качестве расписки. Так как правительство не заплатило за изъятое у населения во время Итальянской и Балканской войн, то вряд ли торговцы ожидали, что получат хоть что-то за отобранные товары. Впоследствии тот, кто понимал чиновничество и был политически влиятельным, получил обратно около 70 процентов – что сталось с оставшимися 30, не является секретом для того, кто имел опыт общения с турецкими бюрократами.
Для большинства населения конфискации означали финансовый крах. То, что все это было банальным грабежом, доказывают многочисленные предметы, изъятые якобы для нужд армии. Так, офицеры забрали весь мохер, который смогли найти; иногда они забирали даже женские шелковые чулки, корсеты и детские тапочки. Я даже слышал о случае, когда они пополнили турецкий военный склад икрой и другими деликатесами. Так, они требовали одеял у продавца, торговавшего женским нижним бельем. Поскольку их у него не было, офицеры забрали то, что было, а впоследствии он находил свой товар в магазине конкурента. Так турки поступали и во многих других случаях. Господствующая система заключалась в том, чтобы забирать движимое имущество везде, где это возможно, и превращать его в деньги. Куда в конце концов отправлялись деньги, мне неизвестно, но не вызывает сомнений, что множество людей нажились на этом. Я говорил, что подобный способ мобилизации и конфискации уничтожал страну. Нужда и голод вскоре поразили ее. Из 4 миллионов взрослого мужского населения 1,5 миллиона в конце концов поступили на военную службу, таким образом, около миллиона семей осталось без кормильцев, все в состоянии крайней нужды. Турецкое правительство платило своим солдатам 25 центов в месяц, а их семьям – денежное пособие в размере 1,25 доллара в месяц. Результат не заставил себя долго ждать: тысячи людей умирали от недостатка еды; многие были ослаблены от плохого питания. Полагаю, что Турецкая империя после начала войны лишилась примерно четверти населения. Я спросил Энвера, почему он позволял уничтожать свой народ таким образом. Эти страдания не произвели на него ни малейшего впечатления. Он был поражен тем, как практически без денег удалось создать столь большую армию, что, как он хвастался, не удавалось сделать ни одной другой нации. С целью добиться этого Энвер издал приказ, согласно которому уклонение от военной службы считалось дезертирством и каралось смертной казнью. Также он принял проект, по которому любой житель Оттоманской империи мог быть освобожден от военной службы, заплатив около 190 долларов. Свои достижения Энвер считал выдающимися. Это был первый случай, когда он почувствовал вкус неограниченной власти и наслаждался этим.
То, что Германия руководила мобилизацией, не предположение, а доказанный факт. Мне достаточно лишь упомянуть, что немцы конфисковали материалы от собственного имени для собственных нужд. У меня есть фотографическая копия документа, подтверждающая конфискацию партии жмыха с судна, проведенную немецким военным атташе Хуманом. Документ датирован 29 сентября 1914 года. «Все с парохода «Дериндже», что вы упомянули в своем письме от 26-го числа, – написано в этой бумаге, – изъято мной для нужд немецкого правительства». Это ясно показывает, что за месяц до вступления Турции в войну Германия осуществляла в Константинополе верховную власть.
Глава 5
Вангенхайм незаконно проводит «Гебен» и «Бреслау» через Дарданеллы
10 августа я отправился на маленьком катере встречать «Сицилию», маленький итальянский корабль, прибывший из Венеции. Меня особенно интересовало это судно в связи с тем, что на нем прибывали в Константинополь мои зять и дочь, мистер и миссис Морис Вертхейм, а также три их маленькие дочки. Встреча оказалась даже интереснее, чем я предполагал. Пассажиры были в более чем возбужденном состоянии, поскольку за день до этого они стали свидетелями морского боя в Ионическом море.
«Мы завтракали вчера на палубе, – рассказывала мне моя дочь, – когда я заметила на горизонте два довольно странных на вид судна. Я бросилась за очками. Это оказались два огромных корабля. У одного были две странные башни, второй же выглядел как обычный военный корабль. Мы присмотрелись и увидели еще один корабль, появившийся позади них. Он двигался очень быстро. Он подходил все ближе и ближе, и вдруг мы услышали оружейные выстрелы. В воздух поднялись водяные столбы и белый дым. У меня ушло некоторое время на то, чтобы понять, что происходит. И внезапно я осознала, что мы стали свидетелями боя. Корабли ни секунды не стояли на месте. Два больших развернулись и нацелились на маленький, затем, очевидно, они передумали и повернули назад. Затем маленький повернулся и спокойно направился в нашу сторону. Вначале меня это обеспокоило, но ничего не произошло. Он кружил вокруг нас, выплевывая из трубы клубы черного, как деготь, дыма. С него постоянно сигналили, задавая нашему капитану множество вопросов, затем корабль развернулся и в конце концов исчез. Капитан сообщил нам, что два больших корабля были немецкие, замеченные в Средиземном море и стремящиеся скрыться от британского флота. Он сказал, что британские корабли преследовали их по всему Средиземному морю и что эти немецкие корабли пытались попасть в Константинополь. Ты видел кого-нибудь из них? Как ты думаешь, где находится сейчас британский флот?»
Спустя несколько часов после этого я встретил Вангенхайма. Когда я сообщил ему о том, что видела миссис Вертхейм, он разволновался. Немедленно после завтрака он встретился в американском посольстве с Паллавичини, австрийским послом, и попросил о встрече с моей дочерью. Два посла торжественно разместились на стульях напротив миссис Вертхейм и в течение минуты мягко расспрашивали ее. «Я никогда не чувствовала себя столь важной», – позже сказала она мне. Они не позволили ей упустить ни малейшей детали; они хотели знать, сколько выстрелов было сделано; в каком направлении отправились немецкие корабли, что говорили люди на борту и т. д. Этот визит принес этим двум дружественным послам огромное облегчение и удовлетворение. Покидая дом, они чуть ли не ликовали, в общем, вели себя так, как будто с их плеч был снят огромный груз. И естественно, у них была хорошая причина находиться в приподнятом настроении.
Дарданеллы и Черное море
Моя дочь была для них добрым вестником, она рассказала им то, что они больше всего мечтали услышать: «Гебен» и «Бреслау» спаслись от британского флота и отправились в направлении Дарданелл. Поскольку именно эти два знаменитых немецких корабля «Гебен» и «Бреслау» сражались с британским разведывательным судном, свидетелем чему стала моя дочь!
На следующий день я по делам зашел в немецкое посольство. Но оживленное поведение Вангенхайма выдало его: он абсолютно не интересовался рутинными делами. Никогда раньше я не видел его таким возбужденным. Он не мог долго усидеть на одном месте; он постоянно вскакивал, подбегал к окну и с тревогой смотрел на Босфор, где примерно в километре от берега находилась его личная радиостанция на «Корковадо». Лицо его вспыхивало, а глаза горели. Он широким шагом передвигался по комнате, говорил о новой немецкой победе и вскользь о немецких планах на будущее, и затем он снова подходил к окну и смотрел на «Корковадо».
– Что-то серьезно отвлекает вас, – сказал я, поднимаясь. – Я пойду и вернусь позже.
– Нет, нет! – Посол почти кричал. – Я хочу, чтобы вы остались. Это будет великий день для Германии! Если вы останетесь еще на пару минут, вы услышите важнейшие новости – кое-что, что имеет непосредственное отношение к Турции и ее отношению к войне.
Затем он рванулся к портику и перегнулся через балюстраду. В тот же момент я увидел, как небольшой катер отходит от «Корковадо» в направлении посольской пристани. Вангенхайм поспешил вниз, выхватил конверт у одного из моряков и спустя мгновение вбежал в комнату.
– Мы их получили! – крикнул он мне.
– Получили что? – спросил я.
– «Гебен» и «Бреслау» прошли через Дарданеллы!
Он махал бумагой с энтузиазмом мальчишки, чья футбольная команда победила.
Затем, взяв себя в руки, подошел ко мне и торжественно, но не без определенной доли юмора покачал указательным пальцем и сказал:
– Конечно же вы понимаете, что мы продали эти корабли Турции! И адмирал Сушон, – подмигнув, добавил он, – поступил на службу султану.
У адмирала были более чем патриотические причины для ликования: прибытие этих кораблей было величайшим днем в его дипломатической карьере. Действительно, это была первая немецкая дипломатическая победа. В течение долгих лет мечтой Вангенхайма было канцлерство в империи. И сейчас он вел себя как человек, который уже видел свою награду. Путешествие «Гебена» и «Бреслау» было его личным триумфом, он вместе с турецким кабинетом устроил проход кораблей через Дарданеллы. При помощи радио он направлял их перемещения в Средиземном море. Доставив «Гебен» и «Бреслау» в Константинополь, Вангенхайм окончательно объявил Турцию другом Германии. Наконец-то спустя три года все его интриги и заговоры принесли успех.