Трактаты
Шрифт:
2. Если бы они действовали с сознанием своей причастности Богу, а через Него – разуму, то прежде всего оценили бы важность покаяния и никогда не пользовались бы им с целью превратного исправления; кроме того, они соответствующим образом ограничили бы покаяние, поскольку удерживались бы от проступков из страха Божьего. Ведь где нет страха, там нет исправления, а где нет исправления, покаяние неизбежно является тщетным, ибо оно лишено плода, ради которого Его насадил Бог, то есть спасения человека. Ибо после стольких великих грехов человеческого безрассудства, начавшихся с родоначальника Адама, после осуждения человека на тяготы мира сего, изгнания его из рая и подчинения смерти Бог тут же вновь умилостивился и уже тогда несенный гневом, и обещал прощение Своему творению и образу. Потому и избрал Он Себе народ и щедро наделил его дарами Своей Благости, а когда этот народ столько раз оказывается неблагодарным, Бог всегда призывал его к покаянию. Это Он отверз уста всех пророков для пророчеств, обещая впоследствии благодать, которой должен был просветить в конце времен весь мир через Духа Своего, и установил крещение покаяния, чтобы сначала подчинением покаянию подготовить тех, кого по благодати призвал к обетованию, назначенному потомству Авраама.
Возглашает Иоанн: Совершайте покаяние (Матф. 3:2), ибо уже приблизилось спасение народов, го есть Господь, приносящий вторичное обетование Божье. Как Предтеча Господа, он назначил покаяние для очищения умов, чтобы все оскверненное древним заблуждением, запятнанное в сердце человека неверием покаяние очистило бы, смело и отбросило прочь, приготовив таким образом Духу Святому
3. Настало время пояснить, в каких случаях покаяние является законным и обязательным, то есть что следует считать грехом, хотя это и может показаться излишним. Ибо, познав Бога, дух, на который обращен взор его Творца, возвышается к познанию истины и, достигнув заповедей Господних, тотчас же из них уразумевает, что грехом следует считать то, что воспрещает Бог. Ибо если Бог есть высочайшее, какое только возможно, добро, то добру, конечно, ненавистно не что иное, как зло, так как между противоположностями невозможно никакое согласие. Не будет, однако, излишним заметить, что одни из грехов – плотские, то есть телесные, а другие – духовные. Так как человек составлен из соединения этих двух субстанций, го и согрешает он не иначе, как через то, из чего состоит. Но не тем они различаются между собою, что тело и дух независимы друг от друга; напротив, составляя вместе единое существо, они тем более сходны между собой. Так что не следует различая грехи согласно различию материй, полагая поэтому одни грехи легче, другие – тяжелее. И плоть, и дух принадлежат Богу: одно создано Его рукой, другое осуществлено Его дуновением. Следовательно, так как они равно принадлежат Богу, своим грехом они одинаково оскорбляют Бога. Не различаешь ли ты действия плоти и духа, которые так соединены и сопричастны и в жизни, и в смерти, и в воскресении, что они одинаково будут воскрешены или на жизнь, или на осуждение, поскольку одинаково согрешили или жили невинно?
Мы сказали об этом с самого начала, чтобы было ясно, что если кто согрешил, то покаяние не менее необходимо одной части, чем другой. Общий проступок у обеих, общий и Судья, то есть Бог, общее, следовательно, и средство исцеления – покаяние. Грехи называются духовными и телесными потому, что всякий грех или осуществляется, или мыслится, так что телесно то, что осуществлено, ибо осуществленное, подобно телу, можно видеть и осязать. А духовный грех образует то, что находится в духе, ибо дух невозможно ни увидеть, ни схватить. Отсюда ясно, что нужно избегать не только грехов содеянных, но и грехов воли, и очищаться от них покаянием. Ибо если человеческая ограниченность судит только о содеянном, поскольку тайники духа для нее недоступны, это не значит, что мы можем пренебрегать грехами воли и перед Богом. Для Бога все возможно. Никакое прегрешение не укрыто от Его взора, а поскольку Ему ведомо все, Он ничего не упускает на Своем Суде. Его прозорливость не допускает обмана и лицемерия. Что, как не воля лежит в основе деяния? Не имеет значения, что некоторые деяния следует отнести на счет случая, необходимости или неведения: за исключением этого остаются грехи воли Следовательно, так как воля есть основа деяния, то не больше ли она подлежит наказанию, когда явилась главной причиной проступка, причем вина эта не снимается даже тогда, когда какое-либо затруднение воспрепятствовало осуществлению действия? Ибо воля сама себе вменяется, и ее не извиняет неудача при осуществлении, так как все зависящее от нее уже совершено. Каким образом Господь показывает, что Он дополнил Закон? Именно Он запрещает нам и грехи воли [120] . Ибо Он называет прелюбодеем не только того, кем поруган чужой брак, но и того, кто осквернил его похотливым взором. Хоть душа и сознает опасность запретных деяний, под воздействием воли она безрассудно решается на них. Таково значение воли, что даже если желание ее не сбылось, она все-таки считается уже осуществленной, и потому наказывается. Что толку говорить: «Да, я пожелал, но ведь не сделал!» Нет, ты должен был это осуществить, поскольку желал; или ты не должен был этого желать, раз этого не осуществил. Совесть твоя сама склоняет тебя к такому признанию. Ведь если бы ты сильно желал добра, ты изо всех сил стремился бы его воплотить, а если ты не творишь зла, то не должен его и желать. Куда ни повернись, ты достоин осуждения, раз ты либо желал зла, либо не сотворил добра.
120
См. Матф. 5:27–30.
4. Следовательно, Бог, определивший наказание Судом за все грехи, и плоти, и духа, как грехи совершенные, так и грехи воли, обещал и помилование через покаяние, говоря народу: Покайся и спасу тебя (ср. Иезек. 18:21;23). И еще говорит Господь: Я жив и желаю скорее покаяния, чем смерти (33:11). Следовательно, покаяние есть жизнь, так как оно противопоставляется смерти. Прибегни же к покаянию, грешник, подобный мне (нет, меньший меня, ибо я сознаю свое превосходство в грехах), прилепись к нему так, как хватается потерпевший кораблекрушение за спасительную доску! Она поднимет тебя, заливаемого волнами грехов, и доставит к пристани Божественного милосердия. Воспользуйся случаем неожиданного счастья, чтобы ты, являющийся пред Богом, не более, чем каплей в ведре (Ис. 40:15), пылью на площади и сосудом горшечника [121] , сделался с этих пор тем древом, которое, будучи посажено у вод, всегда сохраняет листву, в свое время приносит плод и не увидит ни огня, ни топора [122] . Покайся в грехах, нашедши истину; покайся, что любил то, чего не любит Бог, ведь мы также принуждаем своих рабов ненавидеть то, к чему сами питаем отвращение. Ибо основа послушания – в сходстве душ.
121
См. Дан. 2:35; Мер. 19:10.
122
См. Пс. 1:3; Матф. 3:10.
Перечислять блага покаяния – это предмет обширный, требующий великого красноречия. Мы же, по своей неспособности, можем провозгласить только одно: что Бог заповедал, то есть благо – и благо высочайшее. Я считаю дерзостью спор о благе Божественной заповеди. Ибо мы должны ей повиноваться не потому, что она благо, а потому, что заповедана Богом. Для послушания всего важнее величие Божественной власти; значение повелевающего превосходит пользу повинующегося. Благо ли каяться или нет? Что умствуешь? Бог заповедует. Но Он не только заповедует, но и призывает. Он побуждает наградой спасения и прибегает к клятве, говоря: Я жив (Иезек. 33:11). Он желает, чтобы Ему верили. О, как блаженны мы, ради которых Бог клянется! О, как несчастны, если не верим клянущемуся Господу! Итак, то, что Бог предписывает с такою настойчивостью, что Он, следуя человеческому обычаю, свидетельствует даже под клятвой, это мы несомненно должны принять и добросовестно сохранять, чтобы, постоянно утверждаясь в Божественной благодати, могли также постоянно оставаться и при ее плодах, и при выгоде.
5. Скажу, что покаяние, указанное и заповеданное нам благодатью Божьей, вновь призывает в благодать Господа, – и будучи однажды познанным и принятым, никогда после этого не должно быть отвергнуто повторением грехов. Уже никакое прикрытие неведением не извиняет тебя в том, что, познав Господа и приняв Его заповеди, наконец, через покаяние освободившись от грехов, ты вновь им предаешься. Следовательно, чем больше ты удаляешься от неведения, тем более погрязаешь в упорстве. Если ты покаялся в грехах потому, что начал бояться Господа, то почему еще ты мог пожелать уничтожить то, что сделал страха ради, если не потому, что ты перестал бояться? Ибо не иная причина изгоняет страх, как упорство. Если даже неведающих Господа не может спасти от наказания никакая отговорка, ибо непозволительно не знать Бога, всем открытого и познаваемого хотя бы из самих даруемых небом благ, то насколько же дерзок пренебрегающий познанным Богом! А пренебрегает Им тот, кто, получив от Него знание добра и зла, вновь возвращается к тому, чего научился избегать и уже избегал, и таким образом посрамляет свое знание, то есть дар Божий. Он отвергает дающего, пренебрегая даянием; отрицает благодетеля, не почитая благодеяния. Каким образом может он быть угодным Тому, Чей дар ему неугоден? Так, по отношению к Господу он является не только непокорным, но и неблагодарным.
Немалый грех против Господа совершает, далее, тот, кто, отрекшись в покаянии от завистника Божьего – дьявола и тем самым покорив его Богу, вновь своим падением его возвышает и делает себя предметом его радости, так что лукавый, вновь возвратив свою добычу, ликует наперекор Богу. Страшно даже вымолвить, но для назидания необходимо: он предпочитает Богу дьявола! Насколько можно судить, тот, кто познал их обоих, делает сравнение и в итоге признает лучшим того, кому по размышлении пожелал вновь принадлежать. Таким образом, кто через покаяние в грехах решил совершить угодное Богу, тот через другое покаяние – о своем покаянии – совершает угодное дьяволу, и будет тем более ненавистен Богу, чем угоднее Его врагу. Но некоторые говорят, что Богу достаточно, если Он почитается в сердце и душе, а в деяниях это проявлять необязательно. Таким образом, можно согрешить без нарушения страха Божьего и веры, можно осквернить брак – и сохранить целомудрие, можно приготовить родителю яд – и остаться почтительным сыном. Но так и сами они будут ввергнуты в геенну – при сохранении милосердия, – как согрешают без нарушения страха Божьего. Вот яркий пример извращенности: согрешают, хотя боятся. Полагаю, они не грешили бы, если бы не боялись. Так что тот, кто не желает оскорбить Бога, пусть совершенно Его не боится, если страх прикрывает собою оскорбление. Но мудрецы эти обыкновенно происходят из семени лицемеров, дружба которых с дьяволом неразрывна, а покаяние их никогда не бывает искренним.
6. То, что я, по своей неспособности, попытался доказать относительно покаяния, а именно, что его следует принимать раз навсегда, это касается всех вверивших себя Господу, ибо все они стремятся к спасению через угождение Богу. Но в особенности это относится к тем новообращенным, которые, едва начав питать свой слух божественными речами, неуверенно ползают, подобно слепым новорожденным щенкам, и говорят, что они отказываются от прежней жизни и принимают покаяние, но не стараются добиться его выполнения. В этом им препятствует, заставляя их желать прежнего, некий положенный желанию предел. Это можно уподобить плодам, уже начавшим портиться и становиться кислыми или горькими, однако все еще способным услаждать каким-то остатком своей приятности. Кроме того, грех промедления и уклончивости в отношении покаяния создает и неправильное представление о крещении. Ибо уверенные в несомненном прощении грехов, они теряют время и пребывают в грехе вместо того, чтобы исправиться и больше не грешить. Какая нелепость – не покаявшись, ожидать прощения грехов. Это то же самое, что, не уплатив, тянуть руку за покупкой. Ведь именно эту цену Господь установил за прощение: Он предложил нам восстановить невинность уплатой покаяния. И как торговец следит за тем, чтобы монета, которую он получил в уплату, не была изрезанной, скобленой или поддельной, так, полагаем мы, и Господь, обещающий дать нам столь великую награду – жизнь вечную, прежде испытывает наше покаяние. Но помолчим пока об истинном покаянии! Неужели, думаю я, лишь тогда выяснится наше исправление, когда мы будем объявлены невиновными? Никоим образом. Но тогда, когда подыскивается нам наказание, а в прощении еще нет уверенности, когда мы не заслужили еще свободы, но только можем заслужить, когда Бог нам еще грозит, а не когда прощает. Ибо какой раб, после того, как вышел из рабства на свободу, будет вменять себе в вину свое воровство и свои побеги? Какой солдат, освободившись от военной службы, будет беспокоиться о совершенных им проступках? Раньше прощения грешник должен оплакать себя, ибо время покаяния – это время угрозы и страха.
Я не отрицаю, что божественное благодеяние, то есть уничтожение грехов, спасительно для вступающих в воду крещения, но нужно трудиться, чтобы этого достигнуть. Ибо кто тебя, мужа столь нетвердого покаяния, окропит самой обыкновенной водой? Нетрудно украдкой подкрасться и своими уверениями ввести в заблуждение того, кто совершает крещение. Но Бог печется о Своем сокровище и не позволит недостойному к Нему пробраться. Что Он Сам говорит? Нет ничего тайного, что не становится явным (Лук. 8:17). Каким бы мраком ты ни покрывал свои дела, Бог – это свет. Некоторые же полагают, будто Бога можно вынудить даже недостойным дать обещанное, и Его свободу превращают в рабство. Если Он должен нам простить наш смертный долг, Он это делает против воли. Но кто не согласится с тем, что все допущенное Богом против воли недолговечно? Разве не многие отпадают впоследствии? Разве не отнимается у многих этот дар? Это и есть те, которые прокрались, и, допущенные к вере через покаяние, на песке строят свой дом, которому суждено разрушиться. Поэтому пусть никто не обольщается, будто ему позволительно грешить, поскольку он числится среди начинающих учение. Как только ты познал Бога, ты должен иметь страх; как только воззрел на Него, ты должен чувствовать благоговение. Какая польза от твоего знания, если ты предаешься тому же, чему и раньше, когда ничего не ведал? Какое различие между тобой и совершенным слугой Божьим? Разве у крещеных один Христос, а у оглашенных [123] – другой? Разве различны предлагаемые тем и другим надежда и награда, различен страх перед Судом, иная необходимость покаяния? Это омовение есть запечатление веры, а вера начинается и свидетельствуется верой в покаяние. Не для того мы крестимся, чтобы перестать грешить, а потому, что уже перестали, уже омыты сердцем. В этом и состоит первое крещение слушающего – в безоглядном страхе. Отсюда, поскольку ты ведаешь Бога, происходят здравая вера и совесть, обращенная к покаянию. Если же мы перестаем грешить только после крещения, то облекаемся в одежду невинности уж не добровольно, а по необходимости. Чья добродетель выше? Того ли, кому нельзя быть дурным или того, кому отвратительно им быть? Того ли, кому велено освободиться от греха, или того, кто этой свободой наслаждается? Раз никто, посвятивший себя Богу, не перестает грешить прежде, чем он связан крещением, то, выходит, мы удерживаем свои руки от воровства только потому, что крепки запоры, отвращаемся от постыдных вожделений, удерживаемые только телохранителями. Если кто так полагает, то я не знаю, не более ли печалится крещеный, что перестал грешить, нежели радуется, что избежал греха.
123
См. прим. 61 к трактату «О прескрипции…».