Трали-вали и гений
Шрифт:
– Здорово, мать, – сказал он.
Она вздрогнула и обернулась.
– Мишка!
И бросилась целоваться.
«А раньше-то не разрешала дотронуться», – подумал он, целуя ее.
– Познакомь с Глебовичем, – попросил он.
– Ваня, это дядя Миша, – сказала Таня.
– У-у, – грозно сказал малыш.
– Это он тебя пугает. Он всех незнакомых сначала пугает.
Михаил протянул малышу шоколадку.
– Ты с ума сошел! – закричала Таня. – У него всего три зуба, а ты ему шоколад. – Она посмотрела на
Они сели на гранитную скамейку. Стали есть шоколад и болтать.
– Ну, как живешь?
– Как тебе сказать? Как и все.
– А Глеб?
– Учится на заочном, на следующий год кончает. Ты его не узнаешь. Он такой стал… не такой, как был. Еле уговорила его уйти из рабочего общежития. Вот видишь, ты даже не знаешь, что он там жил. Только когда я, – она нарисовала пальцем в воздухе, – только тогда он переехал к нам. Тесно, из-за этого и ругаемся, наверное, – закончила она задумчиво, глядя в сторону.
– Танька, а разве вы с Глебом раньше?..
– Да. Он мне писал стихи.
– Кто тебе не писал стихов? Я тоже писал.
– Ты только издевался надо мной. И в стихах тоже. Ведь у тебя же не было ко мне ничего серьезного. Правда, Мишка? Нет, ты скажи прямо.
– Конечно, не было, – сказал Михаил.
Появился здоровенный неузнаваемый Глеб.
Минуты две Глеб и Михаил хлопали друг друга по спинам и мычали нечленораздельное. Потом вышла Танина мама и увезла Ваню. Малыш помахал Михаилу ручкой. Супруги Поморины покосились на Михаила. Тот изобразил восторг. Он знал, что маленькими надо восторгаться.
– Ты все-таки надел этот галстук? – ядовито спросила Таня у мужа.
– Да, я надел этот, – твердо ответил Глеб и посмотрел на нее.
Второй сюрприз сразил Михаила. Это была Людмила Гордон в очень широкой блузке, которая, однако, уже ничего не могла скрыть. Люда открыла им дверь Кирилловой квартиры и, увидев Михаила, сразу же покраснела. Поморины прошли вперед, а Люда и Михаил с минуту молча смотрели друг на друга, оба красные. Потом Михаил подошел к ней и поцеловал в щеку.
– Видишь, какой я стала уродиной, – сказала Люда.
– Чудачка, что может быть прекраснее этого? Ты лучше скажи, кого мне надо было в свое время пристрелить на дуэли?
– Его. – Люда качнула головой в глубину квартиры, где слышался ослепительный тенорок Кирилла.
«Так, – подумал Михаил, – значит, он неспроста стрелял тогда в нас из водяного пистолета».
Пышущий, сверкающий, сверху напомаженный, снизу лакированный Кирилл влетел в прихожую, словно шаровая молния. Он сразу кинулся на Михаила и смял его дружеским напором. Он сразу смял какую-то гадость, которая стала подыматься в Михаиле.
– Ну, как ты находишь мою уродину? – закричал он, широким жестом демонстрируя Люду. Но когда они пропустили Люду вперед и пошли за ней в комнаты, Кирилл надавил Михаилу на плечо и прошептал: – Старик.
Словно плеснуло чем-то влажным и широким (то ли музыка, то ли водопад), когда Михаил вошел в комнату и все уставились на него. Друзья, приятели, девочки, черти полосатые. Переженились и ждут детей. И всем он дорог. Все пришли сюда из-за него. Нужно будет следить за собой, а то еще разревусь. В комнате было человек двадцать, не меньше. Друзья филфаковцы, художники, Ласло Ковач почему-то здесь оказался, а из медиков только Сашка Зеленин, а вот и «просто девочки» – Сима, Клара, а эта… Как же ее зовут?.. Помню только, что познакомились с ней в Одессе, она ныряла с аквалангом.
Все окружили Михаила и стали с ним целоваться. Его целовали и лупили, хватали за костюм (какие ткани, ребята! Мишка-золотишник приехал!). Кто-то совал рюмку. Михаил опомнился, когда поцеловал совершенно незнакомую девушку.
– А это, между прочим, моя жена Инна, – растерянно сказал Сашка Зеленин.
– Что ты говоришь! И тем не менее! – закричал Михаил, оттолкнул локтем Сашку и еще раз поцеловал его жену. Кругом загрохотали. Сомнений не было – приехал тот самый Мишка, которого все помнили и любили.
Сначала все пошло по-старому. Кто-то танцевал. Кокнули пару пластинок. Изнемогая, острил Кирилл. Борька, как всегда, сразу «накирялся», и аквалангистка вывела его на балкон.
«Ясно, они муж и жена», – с некоторым раздражением подумал Михаил, снял пиджак и сделал стойку на руках, а потом обратное сальто. Он сделал это для того, чтобы показать, что он тот же самый, кого все знают и любят, молодой, свободный, неженатый… Но почему-то ему стало после этого неловко. Он надел пиджак и отыскал взглядом Сашину жену Инну. Та улыбнулась ему так, как улыбаются детям.
И только за столом стало выясняться, что вечер не получился. То есть это был оживленный, веселый вечер, много музыки, много вина, остроты сыпались и новые анекдоты, и уже зашумело в голове, но – это был не тот вечер. И в промежутках между общим смехом Михаил слышал со всех сторон разное.
Люда. А где ее достанешь, хорошую? Нет, Миша, извини, мне нельзя ни капли.
Таня. Подождала бы ты пол года, я бы тебе отдала Ванькину коляску.
Зеленин. Мы сейчас работаем с аппаратом «сердце-легкие».
Аквалангистка (тихо). Постыдился бы, вести себя не умеешь. Посмей только. (Громко.) Клара, вы все-таки решили купить эту финскую спальню?
Кирилл. Книжка выходит в начале следующего года. Обещают приличный тираж.
А Глеб почему-то сидит чужаком и рассеянно слушает Сашку.
– Глеб! – крикнул ему Михаил. – Твое здоровье! – И приподнял рюмку. Глеб улыбнулся застенчивой и рассеянной улыбкой – прежний Глеб.