Трансформация интимности
Шрифт:
Кроме того, для множества женщин в большинстве традиционных культур и на протяжении большинства периодов истории получение сексуального наслаждения было внутренне связано со страхом возникновения повторяющихся беременностей, а потому — смерти, учитывая значительный процент женщин, погибавших при родах, и очень высокие, преобладающие показатели детской смертности. «Поэтому разрыв этих связей был феноменом с поистине радикальным подтекстом. Кто-то может сказать, что СПИД возобновил связь сексуальности со смертью, но это уже не является возвратом к прежней ситуации, поскольку СПИД не делает различия между полами» [35] .
35
Giddens A. The Transformation of Intimacy. — Cambridge, 1997. — P. 27.
Нельзя
36
Ibid. — P. 24.
Сегодня, напротив, как специальные, так и популярные сексологические издания гораздо больше внимания проявляют к изучению проблем женского оргазма, нежели мужского. Причем в большинстве из них значительная степень ответственности за возбудимость женщины и возникновение у нее оргазма возлагается на партнера-мужчину. Так что и эта сторона сексуальной революции оказывается достаточно тесно связанной с исчезновением двойного стандарта. Она радикальным образом оказывает влияние на формирование и массовое распространение новых представлений о женственности (феминности) и мужестве (маскулинности).
Следует подчеркнуть, что революционная сущность этого аспекта сексуальной революции (да и большинства других) состояла вовсе не в том, что прежде его не существовало, а теперь он появился. Вероятно, всегда, во все исторические эпохи, существовала немногочисленная категория женщин, чья сексуальная практика была иной, нежели у большинства, — во всяком случае, такой, что позволяла им испытывать сексуальное наслаждение. Революционность здесь состоит, прежде всего, в возникновении описываемого феномена в массовых масштабах. Это во многом становится возможным, в частности, и благодаря беспрецедентному повышению уровня открытости вопросов сексуальной практики для широкого обсуждения.
Для более глубокого понимания всех обсуждаемых проблем, связанных с сексуальной революцией, ее факторами и последствиями следовало бы постоянно помнить об экспоненциальном характере социально-эволюционного развития. В самом деле, этап собственно социально-эволюционного развития, занимающий, по некоторым данным, не более 40 тысяч лет [37] , — это всего лишь одна тысячная часть от 40-миллионнолетнего эволюционного пути биологического развития от древнейших приматов до homo sapiens [38] .
37
См. напр.: Козлова М. С. Экологический смысл эволюции человека // Человек, 1998. — № 4.
38
См.: Дольник В. Р. Непослушное дитя биосферы. — М. — С. 32, 40.
И эти темпы непрерывно ускоряются. Согласно другим подсчетам, история традиционного общества насчитывает от 7 до 10 тысяч лет, а пришедшему на смену ему индустриальному обществу — не более четверти тысячелетия, однако при этом общий объем социальных изменений (и в количественном, и в качественном отношении) на последнем этапе развития человеческого общества гораздо больше, чем на предыдущем [39] .
И нет оснований полагать, что процесс замедлится...
39
Более подробно мы обсуждаем эти процессы в нашей работе: Анурин В. Ф. Динамическая социология. — М., 2003.
Все вышеприведенное говорит не только о том, что темпы социальной эволюции многократно превышают темпы эволюции биологической, но и о том, что первая из них уже в преобладающей степени оказывает влияние на филогенез человека в сравнении со второй. Свидетельство этому — не только появление и развитие интеллекта, но и, вероятно, возникновение того уникального качества гиперсексуальности, о котором шла речь выше. Это говорит и о возникновении качественно иного по сравнению с животными типа сексуальности, и об эволюции этой сексуальности. Не случайно в английском языке наряду с понятием sex, означающим биологический пол, достаточно прочно утвердилось gender — социальный пол. И возникает уже проблема гендерно-сексуальных отношений, неоднократно затрагиваемая в книге Гидденса.
Означает ли это, что биологическая эволюция сошла на нет? Мы далеки от этого утверждения. Мы остаемся биологическими существами, а значит, не можем в своей жизнедеятельности обойтись без инстинктов. Думается, что, в частности, и принудительный характер мужской сексуальности, о котором так много говорит автор книги, имеет свои глубокие биологические корни, закрепленные к тому же многовековым опытом половозрастного разделения труда. Тем не менее часы биологической эволюции идут во много крат медленнее, нежели секундомер социальной эволюции. Скорее всего, переживаемая ныне сексуальная революция — не более чем одно из делений на циферблате этого секундомера.
Каким будет следующее деление? Нам еще не дано знать. Можно быть уверенным лишь в том, что история и социология современной сексуальной революции находится еще в некоем эмбриональном состоянии. Как говорит сам автор, «это в значительной степени еще не завершенная революция». А значит, впереди — длинная вереница научных трактатов о социальном взаимодействии полов. И книга Энтони Гидденса «Трансформация интимности» занимает пока одно из первых мест на этой полке.
В. Анурин, г. Нижний Новгород, январь 2004
Предисловие
Множество людей прочли и дали свои комментарии к первоначальным вариантам этой книги. Я постарался принять во внимание большинство из их замечаний в пределах возможного. Мне хотелось бы высказать особую благодарность: Гранту Борису, Мишелю Барретту, Терезе Бренная, Монсеррат Гиберне, Ребекке Харкин, Дэвиду Хелду, Сэму Холлику, Грэхему МакКанну, Хизер Уорвик, Джеффри Уиксу и анонимному обозревателю Стенфорд Юнивесити Пресс. Хочу также поблагодарить Эврил Саймондс за ее работу по подготовке рукописи и Элен Джеффри за ее осмысленное копирование.