Транзита не будет
Шрифт:
— Принимается, — довольно улыбнулся мой друг. — С чем пожаловал?
— Вещицу одну надо бы протестировать, — я выложил перед ним соляр. — У тебя, говорят, аппаратура — супер. Мне нужно знать, когда и где могли изготовить эту вещь?
— Экий ты быстрый! — Калганов с интересом повертел соляр в руках. — Выглядит новоделом…
— Но?..
— Но явно имеет отношение к какому-то древнему культу.
— В точку! Это нагрудный знак жрецов-солнцепоклонников, предположительно — Детей Солнца. Была такая секта в зороастризме.
— Ух ты!.. Так получается, они и сегодня
— Вот это ты мне и скажи.
Серега снова внимательно оглядел соляр. Поднес его под сильную настольную лупу с подсветкой, закрепил, вытащил из нагрудного кармана рабочего халата острый стальной щуп. Минуты две Калганов возился с моей находкой, наконец изрек:
— Похоже на медно-цинковую лигатуру. Видишь, цвет желтовато-зеленоватый?..
— И что?
— Ну, в старину золото часто сплавляли, помимо серебра, с медью и цинком для придания изделию мягкости и пластичности. А цинк как раз и давал зеленоватый оттенок.
— То есть мы имеем дело со старинным изделием?
— Не обязательно. Такие лигатуры применяют и ныне, как раз для придания новоделам солидного «возраста».
Я почесал кончик носа.
— Ты меня не путай, Серый. Щас в рожу вцеплюсь! Я же — кот. Помнишь?
— Ладно, не кипятись. — Калганов взял соляр и направился в дальний угол лаборатории. Там располагался внушительный агрегат, напоминающий древний вычислитель и пульт космической связи одновременно. Сергей чем-то щелкнул на панели, и аппарат ожил. На большом центральном дисплее заплясали непонятные символы и значки, потом вспыхнула надпись «ready» — «готов».
— Наша гордость! — важно произнес мой друг, открывая неприметный лючок и засовывая туда мою вещицу. — Атомно-абсорбционный спектрометр.
— И как он действует? — подозрительно поинтересовался я.
— Проба нагревается до нескольких тысяч градусов за секунду, образуется атомный пар, через который пропускается световой поток…
— Погоди-ка! Что значит «несколько тысяч»? Ты что, испарить его хочешь?!
— Успокойся, — Калганов хихикнул и сразу напомнил мне прежнего Серегу-химика из далекого школьного прошлого. — Пробоотборник сделает соскоб в пару десятков микрон. Будет совсем незаметно.
Он быстро набрал на клавиатуре несколько команд и ткнул в кнопку «старт».
— Ну вот, теперь подождем и попьем кофейку. Не возражаешь?
— А долго ждать?
— Минут десять.
— Тогда пошли пить кофе…
Результаты мудреного анализа оказались обескураживающими. Выходило, что соляр все-таки старинный, потому что соотношение в сплаве благородных металлов было совершенно иное, чем общепринятые ныне во всем мире. Хотя не факт, если взять гипотезу о кустарном изготовлении соляра.
— Видишь ли, — терпеливо, как двоечнику, втолковывал мне Серега, — отлить такой кругляш вполне можно и дома. Например, имея стандартную муфельную печь с температурой до 1100 градусов. А уж сделать форму нетрудно даже по рисунку из книги. Было бы желание.
— То есть в моем случае попался казах-ювелир, любитель древностей? Он изготовил себе оберег, но тот его все равно не спас от сил тьмы.
— А
— Это какую же?
— Твой казах как раз может быть жертвой неизвестного неофита-солнцепоклонника. А медальон, что убийца вложил ему в руку, сыграл роль визитной карточки.
Я ехидно прищурился.
— Голливудских маньяков насмотрелся, Сергей Васильевич?
— Я вообще кино не смотрю, — немедленно надулся Калганов. — Но чем тебе не версия?
— А смысл?
— Привлечь внимание! Это же очевидно.
— Ладно, — я примирительно хлопнул друга по плечу. — Ты и так мне здорово помог, Серега. Спасибо!
Мы тепло попрощались, и я снова очутился в объятиях промозглого мартовского дня. Глянул на часы — уже далеко за полдень. Пора бы и подкрепиться. Калгановский кофе лишь раззадорил желудок, и теперь он тихо, но требовательно урчал. От Универа до Новособорной площади, где располагалось мое любимое «Сибирское бистро», ехать — пару минут, но тогда непременно возникли бы проблемы с парковкой как в центре любого более-менее крупного российского города. А если идти пешком — минут десять. Зато по лужам и скользкому талому снегу. Пришлось выбрать второе «зло», большее, но реально преодолимое. Чертыхаясь, но в предвкушении стаканчика горячей «Таежной пади» (клюквенный морс на лесных травах, с медом и капелькой коньяка) и порции обожаемых румяных «чебурят», я доскакал до кафе за пять минут.
Говорят, что предвкушение лучше, чем вкушение. Едва я расслабленно устроился на мягком диванчике в углу зала для некурящих и принялся смаковать душистую «Таежную падь», ожил мой мобильник.
— Котов, где тебя носит? Почему недоступен?
Ракитин был сильно озабочен и зол, поэтому ерничать и шутить я не решился. Чревато, знаете ли.
— Олег Владимирович, я работал, между прочим. И сейчас у меня обеденный перерыв. А недоступен был, потому что в нашем старинном Университете слишком толстые стены и очень мало сотовых ретрансляторов.
— Обедать на пенсии будем. Результаты есть?
— Конечно…
— Тогда дуй немедленно ко мне в управление!
Отбой. Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь. Мелкую мстительную мыслишку о том, чтобы все-таки пообедать и лишь потом ехать к Ракитину, я решительно отмел. И прежде всего потому, что мне самому было невтерпеж узнать, что же успели накопать господа полицейские. Я попросил официантку упаковать «чебурят» на вынос, с сожалением быстро допил «Падь» и запрыгал по лужам обратно к стоянке возле Университета.
Управление криминальной полиции занимало старинный, конца XIX века, трехэтажный особняк. Широкое каменное крыльцо с псевдоколоннами, стилизованное под портик, массивные высоченные двери с бронзовыми, изрядно потертыми ручками. Внутри тоже мало что изменилось за сто с лишним лет. В смысле большинство помещений остались в своих изначальных габаритах — и по площади, и по высоте. А на потолке кое-где до сих пор сохранилась лепнина. Добавились только темные дубовые панели в коридорах да современное бестеневое освещение.