Трасса смерти
Шрифт:
— Эта дорога намного живописнее, чем А-45, — сказала Сьюзен. — Да еще и более короткая. — Она вела машину с непринужденной и действующей на нервы уверенностью женщины, которая выросла, носясь взад-вперед по этим кротовым ходам, которые в Англии почему-то именуют «сельскими улицами», врываясь в узенькие, три метра шириной, переулки на скорости 60 миль в час, с изгородями по обеим сторонам, закрывающими солнце, выскакивая без особых на то причин за обочины шоссе, пережидая, пока некий Найджел Мэнселл, мчащийся навстречу со скоростью 60 миль в час, не помашет приветственно рукой. Что бы ни собирались женщины сельской Британии сделать в течение дня, они непременно будут делать это в страшной спешке.
— Ты не должна была приезжать, —
— Я ничего не д-о-л-ж-н-а. А ты, с другой стороны, ничего не м-о-ж-е-шь. Доктор сказал, что тебе нельзя водить машину, смотреть телевизор или ходить в кино в течение двух дней. Кроме того, я хочу знать, что ты затеваешь на пару с Алистером.
— Ничего, если мы куда-нибудь врежемся.
— Ты иногда бываешь таким занудой, Форрест! Мы из-за тебя проехали лишнюю милю. Я же могу проехать по этой дороге с завязанными глазами. Ладно, глазей на мои ноги, если боишься смотреть на дорогу.
— Сегодня утром ты что-то раздраженная.
— Наоборот, по сравнению с тем, какая я бываю по утрам последние несколько недель, сегодня я еще конфетка! Впереди однорядный мост!
— Держись!
Дом Алистера представлял собой последнее достижение аэродинамики XVIII века: низкая соломенная крыша, чуть пониже макушки зеленого поля, а внутри него — полы из широких досок, каменные камины, настолько большие, что в них можно было вполне зажарить и быка, и голые потолочные балки. На меня произвела впечатление прочность одной из балок, проходящих над кухней; ударившись об нее лбом, я мгновенно понял, почему Алистер ходит постоянно сутулясь. Привычка, чтобы дома не выбить мозги.
Алистер протянул для пожатия левую руку, говоря при этом:
— Осторожнее с балками! — С рукой на перевязи он выглядел еще более сутулым, чем обычно.
— Извини, — сказал я. — Больно?
— Да, — ответил он своим заупокойным голосом. — Больше, чем можно выразить словами. Привет, Сьюзен!
Сьюзен осторожно обняла его и поцеловала в щеку, привстав на цыпочки.
— Разве тебе не дают болеутоляющего, дорогой? Ну, дарвон или что-нибудь в этом роде? — спросила она.
— Он не верит в лекарства, которые притупляют мозг. — В комнате возникла электрическая коляска с сидящей в ней маленькой фигуркой. Широко открытые черные глаза окинули нас пытливым взглядом. Когда она въехала в прямоугольник света, проникавшего сквозь кухонное окно, то оказалась очень молодой, лет девятнадцати — двадцати особой, на лице играла довольная улыбка. — Этот болван просил мескалина, но они прикинулись, что никогда о подобном и не слыхали. Привет тебе! — обратилась она к Сьюзен, затем оставила панельку дистанционного управления, которую держала в длинных тонких пальцах, и протянула руку мне. — Привет, меня зовут Мерри. Вернее, то, что от нее осталось, если вы не против такой жуткой шутки. Я много слышала о вас, Эверс. И должна сказать, что не думаю, что с вами поступили честно.
Мы пожали друг другу руки, и Алистер сказал:
— Это Мерри — моя жена и совладелец «Софт эйр». Ты не хочешь рассказать о том, что с тобой случилось, дорогая?
— Боже, конечно нет! Он иногда такой глупый, — сообщила нам Мерри, как будто бы Алистера здесь не было. — Мы попали в автомобильную аварию буквально перед свадьбой, и он считает, что каждый, с кем мы ни встретимся, горит желанием узнать подробности о том, как мы летели бок о бок по воздуху. Это было исключительно приятно. Слушайте, я знаю, почему вы оказались здесь, и не хочу вам мешать, потому что скоро надоем. А поэтому с вашего разрешения я займусь теми немногими вещами, за которые я редко берусь, например, приготовить чай и печенье для вас? Приятно познакомиться! О, Алистер, перед тем, как уйдешь, не положишь ли ты вниз диджестивы [18] ?
18
Диджестивы — вещества, способствующие пищеварению.
Мерри выполнила пируэт своей коляской, четко вырулила к уэльскому буфету и мягко притормозила. Ее движения, которыми она управляла коляской, были точными и элегантными, возможно, отражая изящество, которое было ей присуще до аварии. Подъехав, она достала из-за него длинный полированный алюминиевый шест с щипцами на конце, наподобие тех, которыми пользуются продавцы в гастрономах, чтобы достать коробки или банки с высоких полок. Должно быть, Алистер сам смастерил его. Она подняла шест вверх, проводя щипцами по верху шкафа, в тщетной попытке достать что-то.
— Я положила их наверх, чтобы он не сожрал все сразу, а сейчас я их, проклятых, не могу достать! — пожаловалась она.
Алистер сморщился, когда протянул свою здоровую руку и нашел печенье на шкафу. Перед тем как отдать пачку Мерри, угостился сам и, громко чавкая, повел нас из кухни.
— Обычно она любит рассказывать гостям об этом кровопролитии в деталях, — начал он. — И это ей доставляет какое-то странное удовольствие. Но в остальном она вполне нормальна.
— Могу ли я чем-то помочь? — спросил я, кивнув в сторону его повязки.
— Наверняка! Прежде всего, сбрось с себя эту печаль, приятель! Словно ты смотришь в лупу. Думаешь, я бы поступил с тобой иначе, если бы летел вверх тормашками под колеса «минарди»? Ладно бы «феррари» — это еще куда ни шло! — Словно это чуть ли не честь — попасть под колеса «феррари»! — Но под «минарди»! Она столь же быстра, как и коляска Мерри! Впрочем, — он запнулся на момент, — коляска, правда, не столь уж и тихоходная. Под гору она дает до пятидесяти. На ней я установил шесть двенадцативольтовых автомобильных аккумуляторов и авиационный стартер для мощности. Возможно, это единственная в Британии инвалидная коляска с привязными ремнями, хотя Мерри никогда их не пристегивает. А надо бы, потому что до деревни вниз по склону все-таки две мили.
— Ты ее сконструировал сам? — спросил я.
— Все — мое до винтика. Сейчас я работаю над другой моделью с подвеской, настоящим управлением и верхом, чтобы укрываться от дождя, так что Мерри сможет отправляться в город даже при плохой погоде. — Он провел нас через дом в заднюю комнату, где в оранжерее расположилась его мастерская. — Добро пожаловать, — пригласил он нас широким жестом руки, — в «детскую».
Это была большая, просторная оранжерея. Через открытые стеклянные рамы наверху проникал летний воздух. Птицы и реактивные истребители, бабочки, пассажирские авиалайнеры, бипланы, стрекозы и разные крылья, подвешенные к потолку, спокойно покачивались под легкими дуновениями ветерка вместе с машинами «Формулы-1», океанскими гоночными судами и парящими абстрактными формами, назначение которых было трудно определить. Каждая модель была великолепно отделана и ярко раскрашена. Вдоль одной стеклянной стены располагались несколько дисплеев, а посредине стоял большой чертежный стол. В дальнем углу возле другой прозрачной стеклянной стены с небом на заднем плане на высоте человеческих глаз висела модель самолета братьев Райт. Мое искусство, если можно так выразиться, — в летящих мгновениях. Найти дополнительную тысячную долю секунды, или, если повезет, сотую там, где еще никому не удавалось. А потом она пролетела, исчезла. Поэтому я всегда восхищался чьим-то умением создать нечто материальное, что может висеть на нитке или на стене. Механики — это настоящие художники, если это даже просто впускной трубопровод.