Трава под снегом
Шрифт:
– Лесь… А Лесь… – кое-как справившись с лицом и развернувшись всем корпусом к подруге, жалобно проныла Верка, – может, ты мне тогда дашь взаймы немножко? Ну, хотя бы на самое необходимое, женское, святое?
– Да, конечно, Вер… Конечно дам! Сколько тебе надо? – с готовностью откликнулась Леся и торопливо привстала со стула, собираясь тут же исполнить обещанное.
– Нет! Погоди, Леська! – хищно встряла меж ними Ритка, возложив руку на Лесино плечо и с силой усаживая ее обратно. Раздув ноздри и хищно прищурив глаза, выплюнула в лицо Верке: – А ты? Ты ей давала,
– Да ладно, Рит, чего ты… – попыталась вывернуться из-под ее руки Леся. – Раз надо человеку…
– Вот! Вот в этом ты вся и есть, размазня добрая. Не давай ей ничего! Поняла?
– Слушай, Вер… А вот скажи мне, ты своего мужа любила? Ну, когда замуж за него вышла? – неожиданно тихо спросила Леся, грустно глядя на готовую разреветься Верку.
Будто короткий нервный ветерок пробежал по Веркиному лицу, и она замолчала надолго, будто пыталась сосредоточиться на заданном трудном вопросе. И даже реветь передумала. Глядя прямо перед собой сухими глазами и едва заметно покачиваясь полным станом, произнесла тихо:
– А ведь ты права, Леська… Я поняла, о чем ты спрашиваешь. Да, любила. Любила, конечно… А потом и сама не поняла, как он вместо любимого мужчины для меня кошельком стал…
– Так ты сейчас вспомни, Верка! Вспомни, как любила. Представь, что ему сейчас намного хуже, чем тебе. Ты всего лишь жена, а он-то добытчик! Ты пойми, как ему тяжело. Вот и помоги ему любовью.
– Ну да… Я вспомню. Я обязательно должна вспомнить… А только денег ты мне все равно дай, ладно?
– Ага! Вот и вся любовь на этом кончилась! – ехидно расхохоталась Ритка, запрокинув голову. – Одна морковь осталась! Любовь любовью, а денег дай! Ой, не могу я, девки, умираю над вами обеими…
– А тебе-то чего умирать? Я ж не у тебя прошу! – вяло и грустно огрызнулась Верка.
– Ладно, девочки, не ссорьтесь. И так на душе тяжело, вы еще тут…
Леся вздохнула, поднялась из-за стола, подошла к кухонному окну. Потом еще раз вздохнула длинно, будто всхлипнула. Произнесла тихо:
– Как подумаю, что сегодня Ильку от меня Саша увезет… Кажется, все отдала, чтобы…
– Да не переживай ты так, Лесь! – тихо ей в спину откликнулась сочувствием Ритка. – Она ему не чужая, она ж ему мать! Может, Илюхе и впрямь с ней лучше будет. Да и ей, сеструхе твоей, тоже материнство на пользу пойдет.
– Не знаю, Рит, не знаю… Сомневаюсь я. Прямо сердце тоской заходится. Как бы в аэропорту не разреветься вдрызг…
– А сейчас он где?
– С Сашей в школу ушел. Документы забирать. Ты знаешь, мне кажется, не хочется ему ни в какую Америку лететь. Он такой убитый в последние дни. Я его спрашиваю, а он молчит. И Андрей тоже с ним пытался поговорить, он ему одно – береги Леську, береги Леську… Нет, не хочется ему ехать, чует мое сердце! Тут что-то другое…
– Да ну! Не сочиняй. Какому это пацану не захочется на Америку поглядеть?
– Да. Наверное. И все же… Мы же столько пережили тут вместе! Да что я тебе буду рассказывать, ты и сама все видела. Ой, идут! Девочки, они идут… – зачем-то отпрыгнула она от окна и, развернувшись к ним, добавила испуганным шепотом: – По-моему, она опять его за что-то отчитывает… Он грустный такой, а она руками машет, сердится!
– Ну, я не могу! Сердится она! – всплеснула по-бабьи руками Верка. – Подкинула кукушонка на вырост, еще и сердится! Помню я твою Сашку, она всегда занудой была! Бровки сведет, губки подожмет и идет по двору, будто самая умная! А ты вроде при ней как бестолковка младшенькая, смотришь да улыбаешься. Да ты хоть сейчас ее на место поставь, пусть она тебе спасибо скажет!
– Да ладно, какое там спасибо… – суетливо огляделась Леся, будто ища глазами что-то. Потом, остановив взгляд на лице Верки, проговорила просительно: – Ты бы ехала домой, Вер… Сама понимаешь, не до тебя мне сейчас. Извини. У нас тут сборы да прощания будут, Андрюша скоро на такси приедет, чтоб в аэропорт ехать…
– Ну, тогда и я пойду, – поднялась со своего места Ритка. – Скоро Кирюша с работы придет, а у меня ужина нет. А ты держись, Лесь! Не в тайгу же на заработки парня отправляешь, а в самую что ни на есть Америку! И это… Вот что еще. Кирюша мне велел с вас деньги за квартиру не брать. Так что скажи своему…
– Да ты что, Ритка? Мы заплатим, конечно, заплатим! Все как полагается! – замахала на нее руками испуганно Леся.
– Нет. Не надо. Раз Кирюша сказал, то и не надо.
– Во дура! – тихо ахнула, обернувшись от двери, Верка. Покрутив пальцем у виска, пробурчала сердито: – С ума, что ли, совсем сошла, так мужика слушаешь? Кто это сейчас от денег отказывается?
– Ой, да тебе не понять! – весело отмахнулась от нее Ритка. – Ты ж со своим мужиком живешь да от денег пляшешь, а я… А я от любви. Чувствуешь разницу? Пошли давай, чего рот открыла? Тебя там трамвай на улице ждет не дождется!
Требовательный звонок застал их в прихожей за прощальными поцелуями. Саша вошла в дверь, на ходу что-то выговаривая сыну, потом уперлась холодным взглядом в застывших и с любопытством разглядывающих ее Ритку с Веркой.
– Совсем, совсем не изменилась… – задумчиво проговорила Верка, по-птичьи склонив голову набок. – Столько лет прошло, а не изменилась…
– Привет. Ты Вера, да? Соседка наша бывшая? Я тебя узнала. Зато ты, Вера, за эти годы изменилась до неузнаваемости. В твоем возрасте нельзя так полнеть, это вредно для здоровья. Надо спортом заниматься, Вера. И питаться клетчаткой. И вести здоровый образ жизни. Дай пройти, Вера…
Холодно отодвинув от себя Верку, Саша деловито прошествовала в комнату, не удостоив Ритку и взглядом. Та только повела головой в крайнем возмущении, но смолчала, чудом усмирив хозяйскую гордыню. В следующую уже секунду, глянув на часы, она ойкнула испуганно, встрепенулась и быстро ринулась в открытую дверь, увлекая за собой вконец потерявшуюся от возмущения Верку. Их каблуки застучали дробью по лестничной площадке, перемежаясь с короткими комментариями от увиденного. До Лесиного слуха долетел остаточек сердитой фразы – что-то похожее на «суку американскую», – и она торопливо захлопнула дверь, пожав виновато плечами.