Требуется чудо (сборник)
Шрифт:
— Вы что, знали о ней?! — Вадим окончательно сбился с толку.
— Знала?.. Может быть… Не помню… Дед говорил что-то, но я маленькой была, пропустила мимо ушей… Но он же ее прятал? — полувопрос, полуутверждение.
— Прятал, — сознался Вадим, как в воровстве уличенный. Что с ним делалось — понять не мог. Не он это был, кто-то иной, ничуть не похожий на «железного художника», как его знакомые называли.
Она села на подоконник, уперлась в него ладонями, смотрела поверх Вадима — на дверной косяк. Что она там углядела — непонятно… Потом резко
— Вы любите логически рассуждать?
И поверьте: простительно было Вадиму выдавить из себя:
— Вы… ведьма?..
И вот тут уже она перестала сдерживаться, рассмеялась в голос, откинув назад голову, будто невероятной тяжести волосы тянули ее за окно.
— Ведьма?.. — Она, похоже, любила переспрашивать, давая себе время подумать не торопясь, найти ответ — единственный, точный. — Пожалуй… Вы — второй человек, кто меня ведьмой назвал.
Вадим нежданно ощутил некий укол ревности — чувства, достаточно чуждого для него, вообще незнакомого.
— А кто первый?
— Дед Василий. Он обещал сделать мне помело, чтобы я летала над поселком.
— Сделал?
— Не успел…
В голосе ее слышались и сожаление, что не успел дед Василий смастерить летающее помело, и вера, что поживи он еще — летала бы она сейчас над поселком, непременно летала бы: не существовало невозможного для деда Василия.
— Он деда Василия обокрал, знаешь. Тая?..
Вадим вздрогнул от неожиданности. Зинаида сидела на кровати, спустив на пол босые, все в царапинах, ноги и сердито смотрела на Вадима. Он не заметил, как она проснулась, да — честно! — и забыл про нее с Константином. Тот просыпаться не спешил, громко посапывал из-под куртки.
Тая — так вот как звали девицу! — не глядя, отмахнулась от Зинаиды.
— Знаю. Пусть.
И Зинаида стихла, сложила ладошки на острых коленках, как отличница на уроке, тихонько слушала чужой разговор.
— У вас красивое имя, — сказал Вадим. Покатал его во рту, как ледышку:
— Та-ая…
Она опять улыбнулась. Раз начав — «отмерев», как в детской игре, — она уже не сдерживала себя, не играла в гранд-даму.
— Ведьмино… — И, соскочив с подоконника, приказала послушной помощнице: — Пора будить ребят. Слышишь, Зинаида?
Зинаида безропотно встала, вечной дежурной по классу пошла в столовую.
— Пусть Константин спит, — сказала Тая. — Он соня, и это полезно… Пойдем и мы, Вадим Николаевич, — не удержалась, добавила хитро: — Петух пропел, время волшбы кончилось.
Отметив машинально, что имя его Тае известно — у Зинаиды выяснила? — он послушно отреагировал на хитрое добавление:
— А флейта?
— Что флейта?.. Оставьте ее. Она вам больше не понадобится.
— Здесь оставить?
— Можно здесь. Потом вы положите ее на место, откуда взяли, и все сделаете как было… Поспешим, Вадим Николаевич, мои ребята уже проснулись. Я познакомлю вас…
Сказано: «мои ребята».
Не «адидасовские», не какого-то неведомого «мозга»-клона, о встрече с коим наивно мечтал Вадим.
Ее ребята!..
И Вадим, честно говоря, сейчас и не представлял уже, что может быть иначе, не помнил, не желал вспоминать, что еще вчера он ее и в расчет не принимал, обзывал бессловесной куклой… Мало ли что вчера было! Вчера он об утренней первой электричке как о спасении мечтал…
Разноглазую Зинаиду Вадим уже имел счастье знать лично. Остальные пятеро — исключая соню Константина — вольным строем стояли вдоль стены в столовой, как на дипломатическом рауте. Однако выглядели малость смущенными, скованными — не в стиле подобных раутов.
— Вот, — сказала Тая, — рекомендую, — и повела окрест царственным жестом, представляя всех разом.
Вадим пошел вдоль строя этаким свадебным генералом. Он не ведал, что испытывает генерал в таких случаях, но сам-то себя глуповато чувствовал: церемония выглядела чересчур официальной. Официальность подчеркивала строгая Зинаида. Она воспитанно и скромно шла сзади. Так министр иностранных дел сопровождает какого-нибудь чрезвычайного и полномочного посла, пока тот, сияя казенной улыбкой, мнет руки членам министерского кабинета. Впрочем, Вадим для них и был своего рода послом — чужой и чуждой страны, которую пусть поневоле, но пришлось признать…
Первым в «строю» оказался десятилетний молчун в тренировочных штанах. Вид заспанный, взъерошенный, неумытый.
— Дима, — назвался он.
— Тезки, значит?
— Ждите больше! — сварливо сказал Дима. — Димитрий я… — Он четко выделил в имени первое «и»: по-старинному, по-княжески.
— Димитрий он… — с досадой повторила Зинаида: мол, как ты простых вещей не улавливаешь? Был же Димитрий Донской, например…
— Извини, — сказал Вадим. — Ошибся.
— Ничего, — кивнул князь, прощая. — Бывает.
Следующими — по рангу или по ранжиру? — стояли двое в цветастых трусиках. Пловцы-лазутчики.
— Этих знаю, — сообщил Вадим. — Имел честь…
— Так мы ж не ручкались, — сказал старший. Протянул ладошку. — Витька я. Кочерженко. По паспорту — украинец.
— Болтаешь много, — сердито оборвала его Зинаида. — Какой еще паспорт выдумал? Тебе до него девять лет расти…
— Я ж вообще… — смутился Витька, украинец по паспорту. — Я ж для знакомства…
— Для знакомства и помолчать можно, — закрыла тему Зинаида.
Вадим украдкой взглянул на Таю и, встретив ее пристальный взгляд, быстро отвернулся: оказывается, она за ним следила. Почему? Хотела увидеть, как он отнесется к ее воинству? Что ж, первая реакция — всегда самая непосредственная. Если, конечно, человек не привык скрывать ее. А Вадим не-привык… Ну и что с того? Пусть следит. Скрывать ему нечего! Хорошо он к ее воинству относится вопреки всякой логике. Сейчас бы — по логике — повязать всех и выпороть ремнем или веревкой, чтоб старших уважали. А он политесы разводит, «ручкается», как гражданин Кочерженко изволил выразиться. И что забавно — удовольствие получает…