Трехрублевая опера
Шрифт:
– Он мне сам говорил! – сказала Полли.
– На допросах люди врут! – отрезал Пичем. – Когда человек влюблен, он должен давать, а не брать! Где это видано: получать такую девушку в жены и еще просить какое-то приданое? Мне должны за дочь! Мне! Я ее растил двадцать лет! Вкладывал в нее, как в банк, и теперь имею право на проценты! – Мистер Пичем подошел к кассовому аппарату и начал считать, прокручивая ручку. – Красивая! – Поворот. – Музыкальная! – Поворот. – Невинная! – Поворот. – Непохожа на меня! – Три раза крутанул ручку, оторвал чек. – Итого: пятьдесят тысяч фунтов! – Бросил чек дочери. – Если жених готов его оплатить, я бегу за священником!
– Пятьдесят! – присвистнула миссис Пичем. – Это ты загнул, муженек!
– Прошу пятьдесят, отдам за сорок! – отреагировал Пичем. – Торговля только началась, я открыт для предложений...
Полли взяла чек, разорвала его на кусочки, бросила в окно.
– Скоро я стану старая, некрасивая, а невинность отдам первому встречному!!! – Сообщив эту угрозу, Полли выбежала из комнаты... едва не сбив совершенно седого старика на каталке...
Это был девяностолетний отец Селии – мистер Хооп.
Несмотря на преклонный возраст, мистер Хооп довольно ловко подъехал к буфету и налил себе рюмку.
Мистер Пичем попытался помешать и вырвал рюмку.
– Не обижай папочку! – крикнула миссис Пичем и вырвала рюмку из рук мужа. Возникла легкая потасовка, во время которой старик Хооп с возгласом «хоп!» все-таки отнял рюмку и успел ее выпить первым.
Взволнованные борьбой, мистер и миссис Пичем, подумав, тоже выпили...
Возникла пауза.
– Значит, ты меня никогда не любил?! – неожиданно плаксиво спросила миссис Пичем.
– Идиотский вопрос на двадцатом году совместной жизни! – отмахнулся Пичем.
– Не любил! – повторила Селия. – Где выкуп за меня?
– Ну, ведь я и не брал ничего!
– А этот дом?
– Собачья конура! И в придачу получил твоего папашу-алкоголика!
Пичем в сердцах толкнул папашу, отчего тот покатил на коляске в другой конец комнаты.
– Ты знал, что папочка долго не протянет! – съязвила Селия, возвращая папочку на место. – На это и рассчитывал?
– Да! Рассчитывал!.. Но он не оправдал моих надежд. И продолжает пить мою кровь и виски!.. Но я его все-таки не пришил, Селли! – Папаша поехал от толчка в другой угол.
– Но хочешь пришить! – крикнула Селия, с трудом затормозив движение родителя.
– Да! – признался П ичем. – Эта светлая мысль посещает меня... Но я ее гоню! Потому что не гангстер! Не Мэкки-нож! Этот мальчик прирежет нас всех не задумываясь! Их брачная ночь станет нашей «Варфоломеевской»! Вот почему я требую выкуп! Залог нашей безопасности! И доказательство моей любви к тебе! – Он поднял цветы, валявшиеся на полу, отряхнул пыль и протянул их жене. – Возьми! Это – от чистого сердца!
Селия поморщилась:
– За десять пенсов?
– За двадцать! – обиделся Пичем. – Но кто считает?..
Он распахнул окно и крикнул слепым музыкантам:
– «Серенада»! За три пенса! Плииз!
Музыканты стали поспешно настраивать инструменты.
Вперед вышел «слепой» дирижер, взмахнул палочкой...
Зазвучала музыка.
Мистер и миссис Пичем с пением вышли из дверей своего дома.
Возник
Музыкальный номер 2
По своему характеру этот дуэт был странным сочетанием лирической серенады и жестко-ритмизированной песенки о денежках «money-money»!
К номеру присоединились прохожие...
Номер закончился швырянием денег музыкантам, которые те, довольно ловко для незрячих, ловили на лету.
Аплодисменты.
Поклонившись, мистер Пичем широким жестом пригласил музыкантов к себе в дом...
Музыканты вошли в дом Пичема.
Миссис Пичем села за кассу.
Сам Пичем достал коробку из-под сигар, стал обходить музыкантов.
Те со вздохом выворачивали карманы, высыпая содержимое.
Некоторые пытались спрятать деньги в укромных местах, но Пичем довольно ловко доставал их из брюк, из-под стелек рваных туфлей, даже из трусов.
Последним цепочку музыкантов замыкал худой чернявый юноша со скрипкой. (Мы его видели в Прологе.)
Пичем вывернул ему карманы, но, к своему удивлению, ничего не обнаружил.
– Деньги, друг мой?
– Извините, у меня нет! – сказал юноша.
– Мошенник! – поморщился Пичем и взял палку. – Сейчас я начну пилить этим смычком по твоей голове!
– Но у меня правда с собой нет, – сказал юноша, растерянно роясь в карманах. – Рублей двести всего...
Возникла пауза.
– Стоп! – раздался голос откуда-то сверху, и свет погас. Камера отъехала, и стало ясно, что мы присутствуем на съемке...
В кадре появились Директор фильма и Режиссер (это исполнитель роли Макхита. Он уже – в джинсах и рубахе.).
– Что за идиотский текст?! Какие рубли? Почему нет шиллингов? – заорал Режиссер. – Кто этот юноша?
– Да просто... – испуганно забормотала Ассистентка. – ...Уличный музыкант... Из перехода... Попросился на съемки!..
– Из какого еще перехода? – ахнул Режиссер. – Чтоб духу его не было! Черт знает что у вас творится! Перерыв!!!..
Неожиданно в павильон вошли омоновцы в пятнистых костюмах охранников.
– Почему опять посторонние на площадке? – крикнул Режиссер.
– Это кто – «посторонний»? – усмехнулся один из омоновцев.
Режиссер повернулся, пошел в глубь павильона. Музыкант со скрипкой двинулся за ним.
– Извините, – бормотал он, – я вообще-то композитор... У меня есть музыка для вашей оперы...
– Вас зовут Курт Вайль? – отмахнулся Режиссер. – Нет? Другие композиторы мне не требуются...
На этих словах в павильон с шумом въехал шикарный джип...
– Да что ж это такое? – ахнул Режиссер. – Сумасшедший дом!