Трехручный меч

Никитин Юрий Александрович

— Колдовство! — заявил ворон значительно и гордо посмотрел на волка.

Тот помедлил, согласился:

— Да-да, подлое колдовство. Иначе наш могучий лорд давно бы открыл.

— Колдовство, — сказал и я зло, не хватило сил признаться в дури, — но мы его перемогли!

Глава 8

В помещении вспыхнул свет, по глазам ударило множество крохотных разноцветных солнц: множество сундуков с откинутыми крышками, все доверху заполнены драгоценными камнями. На одном из столов груда старинных книг в кожаных и латунных переплетах, все с металлическими застежками

и с висячими замками, но, главное, конечно, сундуки, ларцы и широкие вазы с рубинами, сапфирами, топазами, бриллиантами и множеством других драгоценных камней, которым даже не знаю названия.

Волк от изумления сел на зад, а ворон ликующе каркнул:

— Камешки!.. Блестящие!.. Да в округе все от зависти сдохнут, когда я…

Он поперхнулся от избытка чувств, закашлялся, плюхнулся на пол. Волк наступил одной лапой на крыло, другой постучал по спине, вплющивая пернатого соратника в каменный пол. Ворон вырвался, прохрипел:

— Ты чего… на меня напал?

— Это вместо спасибо? — спросил волк.

— Ты меня… пытался убить!

— Не мечтай, — возразил волк. — Я тебя мучить буду долго.

Я прошелся вдоль ряда сундуков, осмотрел стены. Все, приплыли, дальше ходу нет. Это и есть, оказываецца, генеральная цель путешествия по анфиладе залов. Как будто из предыдущих залов все самое дорогое вывезли, а отсюда не успели. Даже дверь отперли, а вывезти не успели. Потому и скелеты по всем залам, герои пришли за содержимым последней комнаты, а тут их что-то и схавало. А потом, наверное, от голода или скуки издохло. Или голову разбило о стены, раз черепа нет.

Ворон суетливо прыгал, каркал, перья топорщились, от них шел сухой треск, как от заряженных батарей. Я на драгоценные, если это драгоценные, камни смотрел тупо. Что драгоценные, не сомневаюсь, кто бы стал прятать так глубоко стекляшки, но для меня, простого и бесхитростного демократа, мать его, что алмазы, что стекляшки под алмазы — одно и то же. Под угрозой расстрела через повешение за борт не отличу драгоценные камни от недрагоценных, но тоже блестящих. Ну абсолютно ни хрена в них не смыслю, как в черном квадрате или пикассе. Никогда в жизни не видел драгоценных камней… нет, конечно, видел у некоторых бабе серьги, в которых якобы драгоценные камни, но все они так говорят, а попробуй отличи, они ж знают, что мы, настоящие мужчины, горды тем, что ни хрена не смыслим в операх, балетах и классической музыке, а это включая и такую хренотень, как любование драгоценными камнями.

Я взглянул на левое запястье, где совсем недавно были часы, буркнул:

— Насмотрелись? Поворачиваем.

Волк ничуть не удивился, тоже в камнях ни в зуб ногой, настоящий мужчина, свой в доску, но ворон возмущенно каркнул:

— Ка-а-ак?.. Не возьмем с собой это все?

Я кивнул:

— Да. Не возьмем с собой это усе. Даже одного сундука не возьмем. Сказать по правде, даже карманы у меня заняты. Не стану же выбрасывать такие нужные кремень и огниво или трут, чтобы положить вместо них бесполезные камешки?

— Бесполезные? — прокаркал ворон, снова закашлялся, но благоразумно взлетел на горку камней самого высокого сундука. Драгоценности разъезжались под жадными лапами, переливались огоньками, как в детском калейдоскопе. — Бесполезные?.. Мой лорд, как вы… можете?

— А вот так, — отрубил я твердо. — Я не знаю, что нам предстоит. Если даже набью карманы алмазами,

я не смогу их продать в деревнях, что попадутся по дороге. А таскать их с собой в надежде, что когда-нить у меня будет свое королевство и я заведу у себя казну… нет, я так далеко планы не строю.

Волк поинтересовался:

— Даже не заглядываете, мой лорд?

— Заглядывать заглядываю, но это называется мечтать, грезить даже, но вовсе не строить планы. Так что поворачиваем. Эта пещера Аладдина хороша уже тем, что нам удалось укрыться от тех гадов. Чего вам еще? Но, думаю, пошарив по окрестностям, они уже ушли.

Волк с готовностью пошел к выходу, ворон горестно запричитал, попробовал брать в клюв, волк сказал злорадно:

— А ты глотай, глотай!.. Пудика два наглотай, а там наверху опорожнишься…

Я предупредил сухо:

— За собственные дурости каждый отвечает сам!.. Это к тому, что каждый выбирается сам по себе. С грузом он или без груза.

Волк засмеялся по-волчьи, первым выбежал из сокровищницы. Мы были уже в третьем от казны зале, когда нас догнал ворон. Он летал над головами, без камней, и костерил за бездушность, за неуважение к красоте, к высокой эстетической ценности, что еще малость и переползет в категорию нравственных ценностей, обзывал нас дикарями, варварами и гуннами. Последнее включило у него цепь ассоциаций, и еще шесть залов он называл нас татаро-монголами, обрами, ацтеками, вандалами, вестготами и будденброками, а также скифами, сколотами и прочими русскими, русичами и даже россиянами. Хоть москалями ни разу…

Когда поднялись из последнего зала и двигались подземным ходом, сперва пригнувшись, потом на четвереньках, а затем и вовсе ползком, я велел обоим заткнуться, подполз к камням, которыми закрывал дыру изнутри, меч в руке, приложил ухо к валуну. Долгое время ничего не было слышно, потом невдалеке прокричала чайка, ей ответила другая. Я тихонько отодвинул камень, чайка в двух шагах, увидела меня, взмахнула крылами, исчезла с резким, пронзительным криком

Я выдвинулся. С жадностью вдыхая свежий воздух, какой внизу, оказывается, спертый, сказал тихо:

— Выбирайтесь. Кажется, никого…

Ворон молча взлетел в воздух, что значит, презирает нас, волк вышел тихонько, сразу принюхался.

— Мой лорд, — шепнул он негромко, — они совсем близко!

— С какой стороны?

— Они…

По ту сторону кустов раздался хриплый крик:

— Ворон! Это его ворон!

Две стрелы взлетели одновременно, ворон вильнул, стрелы пролетели мимо, одна лишь слегка скользнула по перьям. Он раскаркался злобно, сокровищ лишился, а тут еще и стреляют, как по простой вороне, но благоразумно пошел по спирали вверх. Поглядывая одним глазом вниз, когда взлетела еще одна стрела, вовремя взял в сторону, стрела блеснула наконечником и ушла вниз, в кусты.

Затрещали ветви, я наконец сообразил, в какую сторону броситься, волк не отставал, кусты распахивались, как зеленая болотная тина, мы неслись вниз, а потом снова вверх, на долгое время стали видимыми и беззащитными. Моя спина окаменела, все время ожидая удара длинной стрелы с острым, как игла, наконечником из закаленной стали, но крики быстро стихли. Мы забрались на вершинку перевала, рухнули оба с высунутыми языками, а сверху захлопали могучие крылья.

Ворон тяжело рухнул на камень поодаль, все еще сердится, буркнул язвительно: