Тренировочный полет
Шрифт:
Издалека доносились крики, слышался рев заводившегося двигателя и шум отъезжавшего автомобиля. Никто не замечал, как задувает в окно январская стужа. Зачарованное молчание прервал доктор Штайнгрумер. Он прикрыл глаза рукой и повернулся к телефону. Пощелкал с минуту кнопками и аккуратно повесил трубку.
– Гудка нет, телефон уже не работает. Давайте закроем чем-нибудь окно, а то холодно.
Они работали быстро, радуясь, что нашлось занятие, а закончив, повернулись к Джону в ожидании указаний. Он не удивился. Доктор Штайнгрумер – физик, профессор, и это его лаборатория, однако сейчас и он, и его ассистентка Люси Каваи ждут помощи от бывалого человека.
– Хорошая мысль, – согласился с ним Штайнгрумер и повернулся к пульту управления.
Люси и Джон последовали его примеру, возвратясь на свои места. Контрольные параметры были уже рассчитаны и введены. Джон вынул из картонной фабричной упаковки новую пробирку и положил на бакелитовую пластину в центре аппарата. Он дал знак доктору Штайнгрумеру, и тот щелкнул переключателем, запустив финальную стадию эксперимента. Стрелки приборов качнулись, а через пять секунд, когда поступление энергии автоматически прекратилось, они вернулись в исходное положение.
О том, что аппарат работает, говорило лишь негромкое гудение окружавшей пластину спирали. Ученые по опыту знали, что с бакелитовой пластиной ничего заметного не произойдет: не будет ни излучения, ни заряда, который могут обнаружить многочисленные приборы. А вот с пробиркой кое-что произошло. Только что она была целой, а теперь на пластине лежит сотня осколков. Ни звона разбитого стекла, ни иного звука. Лишь беззвучный переход из одного состояния в другое.
– Тип реакции – «В», – сказал Джон. – Это редкость. Почти триста тестов на шести тысячах ампер, и «В» всего три раза.
Он записал результат в журнал и аккуратно ссыпал стеклянные осколки в конверт для дальнейшего исследования. Аппарат подготовили к следующему тесту, и Джон достал из коробки новую пробирку. Работая машинально, он думал, и думал напряженно. Взрывы за окном были забыты, но память о них осталась.
Вот уже неделю мысль крутилась в голове, скользила по самому краю сознания, а он все отмахивался, уж очень неправдоподобной она казалась. Будь она верной, еще раньше возникла бы у профессора Штайнгрумера, ведь машина – его изобретение. Но теперь кое-что изменилось. Сложилась чрезвычайная ситуация – и все сразу увидели в Джоне лидера. Он по-прежнему с почтением относился к начальнику, однако благоговейного трепета поубавилось. Может быть, его версия – полная чепуха, и тем не менее он выскажется.
Со следующими двумя пробирками ничего не случилось, и он дважды написал в журнале букву «A». Четвертая пробирка после включения тока исчезла бесследно – он поставил «Б». С каждым проведенным тестом его решимость крепла. Когда закончили серию экспериментов и отключили питание, он заговорил:
– Доктор, что же все-таки, по-вашему, происходит с этими пробирками?
Штайнгрумер поднял глаза и заморгал – он заносил результаты сегодняшней серии опытов в сводную таблицу. Немного подумав, ответил:
– У меня нет позитивной теории относительно этих явлений, однако одна-две гипотезы имеются. Возможно, все дело в пространственной ориентации – вы же помните изначальную теорию, на основе которой была сконструирована машина?
Джон улыбнулся:
– Я помню расчеты, хотя и не могу сказать, что до конца в них разобрался. Проще говоря, вы, насколько я понимаю, пытались связать длительность и непрерывность в объединенную функцию магнетизма и гравитации. Поле, генерируемое машиной, должно было, по вашим расчетам, изменить силу притяжения для объектов эксперимента. Однако ни масса пробирки, ни свойства магнитного поля не изменились – и все же что-то произошло.
Штайнгрумер нахмурился, глядя на свои цифры:
– Это верно, однако…
– Позвольте мне закончить, доктор: идея настолько дикая, что лучше уж сразу высказать ее до конца. Длительность – это ведь не что иное, как время. Если вы не изменили ни массу объекта, ни параметры магнитного поля, так, может быть… может быть, вы изменили время для этих пробирок!
Люси засмеялась и тут же осеклась. Когда заговорила, в голосе звучало замешательство:
– Ты хочешь сказать, что это… машина времени?
Джон не успел ответить – за дверью раздались тяжелые шаркающие шаги. Она с грохотом распахнулась. В проеме, прислонившись к косяку, стоял Сэнди Льюис. Пальто у него было грязное, разорванное, с левого рукава капала кровь. Он был до крайности взволнован, на бледном лице резко выделялись черные полосы грязи. Говорил он так сбивчиво, что коллеги еле разобрали слова:
– Убиты… Все убиты.
Джон быстро разорвал пропитанный кровью рукав. Рана выше локтя – похоже, от пули – была на вид не опасной. Сэнди просто ослаб от потери крови. В аптечке нашлись бинты и сульфамид, и Джон наложил повязку.
На бунзеновской горелке закипел кофейник. Люси, не дожидаясь просьбы, наполнила чашку и добавила щедрую порцию хлебного спирта. Все подождали, пока Сэнди выпьет кофе и с его лица хоть отчасти сойдет ужас, и только потом приступили к расспросам.
– Что было на аэродроме?
Несколько секунд Сэнди не отвечал Джону, лишь беззвучно раскрывал рот. Но стоило выговорить первые слова, как другие хлынули неудержимым потоком.
– Мой мотоцикл стоял сразу за дверью, ну, я его завел и поехал к аэродрому. Я давно решил, что в экстренном случае через главные ворота не поеду, отсюда можно срезать почти две мили. Не сомневался, что на мотоцикле через колючую проволоку прорвусь – там всего-то три ряда. Ну, я так и сделал, а на стрельбу особого внимания не обращал – на этих объездных дорогах не до того, особенно когда еще и снегом засыпало. Через ограждение я довольно легко проскочил и рванул к аэродрому. На взлетке виднелось что-то черное, я остановился и пригляделся – там был сгоревший джип, а в нем два убитых летчика. Тогда-то я и заметил кругом воронки от бомб и другие следы боя. Решил, что лучше бросить мотоцикл и идти пешком, – я же понятия не имел, что меня там ждет.
На самолетной стоянке было довольно тихо, а возле казарм и у главных ворот все время трещали выстрелы. Я заглянул во второй ангар и чуть не потерял сознание. Там были летчики, все, кого я знал, и еще много из запаса. Они были мертвы – все до одного. Как будто их согнали в ангар и расстреляли из пулеметов. Это ужасно.
И тогда я решил узнать, что происходит. Приблизился к воротам, насколько смог, и понял, как же мне повезло, что я не приехал на аэродром обычным путем. В будке КПП стоял пулемет, и еще один за углом контрольно-диспетчерской вышки. Машину пропускают, и она попадает под кинжальный огонь сразу двух пулеметов. У тех, кто прибыл по тревоге, не было шансов спастись.