Трепет намерения
Шрифт:
В тот день, когда он встречал их в дублинском аэропорту, лил страшный дождь. Прошло уже больше года, и для него это время было отмечено возобновлением работы, дисциплиной и послушанием. Объявление они дали день в день, он тотчас откликнулся, но они сообщили, что встреча немного откладывается, поскольку сразу выехать они не могут. Он улыбнулся, вспомнив свое облегчение и в то же время досаду. В конце концов, у них он числился мертвым. А ведь он сам говорил как-то, что возрождение возможно только после смерти. Он поднял воротник плаща и поплотнее укутал шею шарфом: для недавно оправившегося от простуды погода была не самой лучшей. Объявила, что самолет на десять минут опаздывает. Он заказал в
208
Экуменический — связанный с движением за объединение всех христианских церквей.
Самолет спустился с небес. Зонты у входа в аэровокзал. И вот… Придется преодолеть смущение.
— Надо же, — сказал Хильер, — боялся. Даже сейчас слегка побаиваюсь. Мне есть за что просить прощения.
— Думаю, нам тоже, — сказал Алан. — Между прочим, вы почти не изменились. Разве что похудели.
Алан превратился в рассудительного молодого человека. От сигареты он отказался. Что касается Клары, то она была по-прежнему красива.
— Где вы собираетесь остановиться?
— В «Грешаме». Неплохой отель?
— Роскошный. Одни кинозвезды и прочая элита. Я там даже выпить не могу себе позволить. На бесконечной ленте приплыл багаж.
— У нас только по одному чемодану, — сказал Алан. — Мы всего на пару дней: у Клары скоро свадьба.
Хильер прислушался: екнет ли сердце, но тут же усмехнулся над собой.
— Что ж, как говорится, одному не страшно, а двоим веселей. Кто он? Клара зарделась.
— Скульптор. Но вполне обеспеченный, поверьте. Лондонский муниципалитет заказал ему скульптурную группу, символизирующую всеобщее образование. У него большие перспективы, честное слово.
— Честное слово, — повторил за ней Хильер, поднимая новенький чемодан из свиной кожи, — у меня и в мыслях не было, что он женится на вас из-за денег. Алану он нравится?
— Охотников до денег было предостаточно, — сказал Алан, — но этот парень мне понравился.
— Кто будет посаженым отцом?
— Можете смеяться, — ответил Алан, — но одно время мы всерьез подумывали просить об этом вас…
— Ну уж нет.
— …Но Хардвик настаивает на том, что это его забота. Джордж, я хотел сказать: наверное, теперь его надо называть по имени. Сейчас каникулы, и мы живем у него в Суррее. Хороший парень, правда, чересчур много смеется. Но, с другой стороны, у него есть причины для веселья: его назначили председателем комиссии, представляете!
— Неужели? Вот моя машина.
— Мне все время казалось, что вы продолжаете свои шпионские похождения, — сказал Алан.—Но, насколько я могу судить, все это в прошлом. Теперь вы вполне порядочный гражданин.
— Не вполне. Не вполне порядочный.
Они проехали указатель «Ата-Клот» [209] . Дублинское шоссе превратилось в зеленую полосу насквозь промокших деревьев. Дворник в машине работал скверно. Хильер спросил про мачеху.
— А, эта сука… Вообще-то она все обделала как надо, хотя адвокаты и наговорили про нее всякого. Вышла замуж за какого-то типа со стороны, а вовсе не за своего постоянного любовника. Получила меньше, чем рассчитывала, но на то, чтобы стать лакомой вдовушкой, хватило.
209
«Ата-Клот» — сокращение гэльского названия Дублина — Бейл-Ата-Клот, что значит «город на переправе с препятствиями».
— Надеюсь, не самозванец?
— Я был тогда еще совсем ребенком с хорошей памятью, — сказал Алан. — И слишком много знал, правда, все это была чепуха, годящаяся только для викторин. Теперь я решил изучить что-то одно, но по-настоящему. Я хочу стать специалистом по средневековью.
— Очень интересно. Но требуется ли это для мучного бизнеса?
— Хотя мы теперь и едим хлеб, но не слишком о нем заботимся. Нет, мучным бизнесом Уолтерсов пусть занимается кто-нибудь другой. А мне хочется только одного — получить эту бессмысленную с точки зрения бизнесмена стипендию.
— Смотрите, церковь Финдлейтера [210] — сказал Хильер, — Видите? Да, местечко у нас, хлещет круглый год!
— Зачем же вы здесь поселились? — спросила Клара.
— А где еще селиться англичанину-католику, обреченному на изгнание? Все-таки западная столица, к тому же не слишком шумная. Море. Немало выдающихся личностей родом отсюда. Завтра мы сходим в собор Святого Патрика. Про Свифта и Стеллу слышали? [211] Кстати — и это еще одно преимущество — для ирландцев история не имеет временной протяженности. Друзья и враги держат друг друга железной хваткой. Очень похоже на объятия влюбленных.
210
Церковь Финдлейтера — пресвитерианская церковь Эбби-чёрч на Ратленд-сквер, построенная на средства Александера Финдлейтера.
211
Про Свифта и Стеллу слышали? — В соборе Св. Патрика похоронены его декан, писатель Джонатан Свифт со своей подругой (по некоторым сведениям, женой) миссис Эстер Джонсон, письма Свнфта к которой были опубликованы под названием «Дневник для Стеллы».
— Страна нейтральная, — добавил Алан. — Далекая от мировых катаклизмов. Господи, посмотрите на тот прачечный фургон! Видите, у него свастика на борту! В какой еще стране такое возможно?
— Надо быть осторожным со словом «нейтральная», — сказал Хильер. — Не обязательно видеть развалины городов, чтобы помнить о войне. Отсюда точно так же, как и из любого другого места, могут начать страшную войну. Я говорю о войне, по сравнению с которой обычные войны просто ничто.
— Вы говорите о Добре и Зле? — спросил Алан.
— Не совсем. Нужны новые понятия. Бог и Небог. Спасение и вечные муки должны быть уравнены в своем величии, как две стороны подлинной реальности. Что же касается зла, то его надо уничтожить.
— Заодно с нейтралами, — сказал Алан. — Если говорить о настоящем противоборстве, то в нем не будет места для шпионов, «холодной войны», сфер влияния и прочей чепухи. И все же лучше заниматься этими глупостями, чем быть мерзавцем-нейтралом.
— Теодореску умер, — произнес Хильер. — В Стамбуле.
— С вашей помощью?
Вопрос был задан бесстрастным тоном профессионала.
— В каком-то смысле — да. Я приложил к этому некоторые усилия.
— С ним, помнится, была индианка, — сказала Клара. — Красивая и готовая для него на все.
— Я ее больше не видел. Она обладала великим даром, она могла отворить дверь в иной мир. Глупо, наверное, звучит, да? Этот мир не был ни миром Бога, ни миром Небога. Так сказать, модель подлинной реальности, лишенной главного — дуализма. Кастрированная подлинная реальность. То, что делала она (кстати, еще один нейтрал!), — тоже в каком-то смысле добро. Но добро не только нейтрально, оно неодушевленно: музыка, вкус яблока, секс.