Трепет. Его девочка
Шрифт:
– А что если Карим найдет кого-то на мое место?
– Временно найдет. Я уже говорил с ним об этом. Он сможет отпустить тебя после выставки, хотя ему бы не хотелось, потому что его устраивает, как ты работаешь. Но навстречу он пойти готов.
– Это все благодаря тебе, - я обвожу пальцем головку члена, собираю сверху капельку и размазываю ее.
– Если бы не ты, он бы не стал церемониться.
– Ошибаешься, Ян. Если бы ты не была такой талантливой, думаешь, надо было бы ему, даже учитывая наше с ним знакомство, давать какой-то девчонке полгода, чтобы она закончила курсы? Будь ты одной из многих, он бы просто уволил тебя и взял на
– Ты переоцениваешь меня.
– Это ты себя не дооцениваешь. Возможно, Америка в этом тебе поможет. Не факт, что ты сама захочешь возвращаться.
Моя рука замирает. Я слегка приподнимаю голову, чтобы видеть лицо Рустама, и непроизвольно хмурюсь.
– Что ты имеешь в виду? Как это не захочу возвращаться?
– В галерею. Ты можешь захотеть чего-то другого. Большего.
Его спокойный тон и прямой взгляд успокаивают. Он лишь о работе говорит, а я уже начинаю думать, что он сомневается в моих чувствах и в том, что мне захочется к нему вернуться.
– Возможно. Пока рано об этом размышлять. Мне нравится работать у Карима.
– Я рад, что ты нашла себя.
Вновь опускаюсь на его грудь, руку убираю с члена и перемещаю на живот, поглаживаю дорожку волос, поднимаюсь к соскам и обвожу их пальцами.
– Дом я продаю.
Снова шок. Я не ожидала этого услышать. А еще не ожидала, что эта новость меня болезненно кольнет. Нет, я знала, что рано или поздно, это случится, но не думала, что так скоро.
– Купим потом другой. Выберем вместе. Тебе нужно будет забрать вещи, которые нужны, до того, как дом начнут смотреть потенциальные покупатели.
В груди щемит от мысли, что мне придется поехать туда, чтобы разобрать вещи, свои и... мамины, но сделать это необходимо. Необходимо попрощаться с домом, где мы прожили столько лет, с которым связано много светлых воспоминаний о маме.
– Хорошо. Завтра я поеду туда. Ты со мной?
Не вижу, но чувствую, как Рустам качает головой.
– Завтра много работы. Одна справишься?
Наверное даже лучше, если я буду одна. В одиночестве легче выпускать наружу боль, легче сказать "прощай и прости", легче плакать, а можно даже кричать. Это будет как последнее прощание с прошлым. А дальше начнется совсем другая жизнь.
22 глава
Рустам
Я паркую машину недалеко от дома под широкими ветвями деревьев. Через лобовое стекло мне прекрасно виден передний двор, и как Яна сбегает вниз по ступеням крыльца, бросает в металлическую урну еще одну стопку фотографий, после чего какое-то время просто стоит и смотрит на них. Я знаю, что это за фотографии. Из нашего прошлого. Их не так много, как могло бы быть. Большую часть распечатывала Ирина. Я вижу, как Яна достает спички из кармана джинсовки, поджигает одну и бросает в урну. То, что она в этот момент плачет, я просто чувствую.
Мое безумие. Иначе как объяснить, что вместо работы я приехал сюда и как ненормальный не могу оторвать от нее глаз, хотя дел по горло и телефон пришлось отключить, чтобы не обрывали звонками?
Девчонка, которую я полюбил до боли в груди. До Яны в моей жизни настолько сильного чувства к женщине не было ни разу, это я понял позже. Не сразу. Я мог бы продолжать врать себе дальше, как собирался в самом начале, когда только осознал, что мои чувства к ней изменились, стали глубже и сложнее. Я мог бы отказаться от нее, держаться подальше и не мешать ей строить свою жизнь, несвязанную со мной. Так было бы правильнее.
Я встретил мать Яны через год после развода с бывшей женой. Встретил в день годовщины смерти нашего сына. Тот год прошел для меня словно в густом тумане. Больница, похороны, плач жены, а потом всего одна фраза, которая поставила точку на нашей дальнейшей с ней жизни "Я не могу с тобой больше быть. Он был так на тебя похож. Я не могу на тебя смотреть, Рустам. Не могу, понимаешь?" Тогда я не понимал. Я был молод и мне тоже было больно. Я любил ее, может, не так, как Яну... иначе... но любил, и сына я любил очень сильно. Я считал, что мы вместе должны справиться с нашей трагедией, что должны быть рядом и поддерживать друг друга, но она посчитала иначе. Она захотела уехать, чтобы больше не видеть меня. Так что со своей трагедией я справлялся в одиночку. Как практически со всем в своей жизни. Тогда мне и повстречалась Ирина. Забота о ней и о ее дочери стала для меня спасением, утешением. И тогда я никак не думал, что девчонка, которую я сажал на плечи, которой покупал мороженое, однажды вырастет и станет моим всем. Сведет меня с ума, превратит в безумца.
Яна винит себя. Ей плохо и больно. Я знаю. Она считает, что Ирина бы осуждала ее. Но если и есть в этой истории кто-то, кого стоило бы судить, то это я сам. Потому что этот тот самый случай, когда мне не стоило давать себе такого права, как любить ее. Если бы, бл*дь, все было так просто. Только в реальности все иначе. И отказаться от Яны оказалось сложнее, чем я думал. В этот раз у меня не хватило сил отпустить.
Сначала мне стало тянуть к ней платонически. Я отвергал это гребаное чувство до последнего. Меня влекло к дочери своей жены. К почти девчонке. Пусть она уже была взрослая, и все же недостаточно, чтобы оправдать себя. Мне под сорок. Она совсем малышка. Я, бл*дь, не должен был позволять себе этого. Никогда из моей памяти не сотрутся слова Ирины и ее взгляд перед смертью, когда я рассказал о своих чувствах к Яне. Она хотела ее защитить от меня, в чем была чертовски права. Будь у меня дочь, я бы тоже ее защищал, посчитав любовь мужика вдвое старше недопустимой.
Сейчас, глядя как она сжигает свои воспоминания, как огонь от сгорающих фотографий освещает ее лицо, я эгостично радуюсь, что, когда будет продан дом, все прошлые границы окончательно сотрутся между нами. Мы наконец сможем начать строить жизнь, не оглядываясь назад. Знаю, что ей нужно больше времени, но надеюсь, что она справится. Я буду рядом, чтобы помочь.
Единственное, о чем я по-настоящему жалею, это то, что использовал ее брата, чтобы удержать Яну. Я лгал ей, говоря, что не буду помогать им. Если бы она не осталась со мной, я бы не стал лишать Сашу и Анны квартиры. Я бы не сделал ничего, что могло бы навредить ей или им, ведь Саня напоминает мне моего сына, которого я потерял.
Эти курсы в Америку - как искупление. Мне хочется, чтобы Яна понимала - со мной она не пленница, чтобы перестала бояться каждый раз, когда меня нет рядом. Это, бл*дь, чертовски сложно, потому что я не хочу ее отпускать. Она словно одержимость. Яд, ставший частью моей крови, против которого мне так и не удалось найти противоядие.
Всех людей, которые что-то значали в моей жизни, я потерял. Родители, сын, жена, вторая жена. О том, чтобы потерять Яну, я не хочу даже думать, но знаю, что если ей будет хреново со мной, мне все-таки придется ее отпустить. Страшнее того, чтобы потерять ее, только видеть, как она несчастна.