Трещина
Шрифт:
Истерика уже кончилась. Я теперь просто сидел и тупо изучал жителей деревни, которые, как я понял, не слышали моих выстрелов, а сейчас и меня не видели. Я сидел и смотрел на ежедневную суету нереального мира придуманного будущего, который по прихоти судьбы стал моим навсегда.
Затем легко поднялся с земли, поднял пустой пистолет и, засунув его за ремень джинсов, стал спускаться по крутой тропинке к деревне.
Глава 2. Лабиринт
А что Минос сделал? Отгрохал этот самый Лабиринт - уймищу денег ведь вбухал!
– посадил туда Минотавра и растрезвонил по всему свету, какое у него диво имеется.
– - Александр Бушков, "Лабиринт"
Узенькая пыльная тропинка изгибалась под подошвами моих белых кроссовок, как змея на раскаленной сковородке в китайском
Наконец, тропинка вильнула в последний раз и превратилась в узенькую дорожку, заросшую по бокам колючими кустами. До деревеньки было рукой подать. В животе заурчало. Ого! Пора бы мне покушать чего-нибудь. Надеюсь, там накормят. Тут меня, наконец, заметили. Троица смуглых ребятишек, лет двенадцати, уставились на меня с соседней лужайки, на которой паслись брамины и нечто напоминающее гибрид козла и барана, и, побросав свое стадо на произвол судьбы, с криками побежали в сторону деревни. Я ожидал чего угодно, но не этого. Даже обернулся на всякий случай, намереваясь разглядеть, что их так напугало. Но за моей спиной была пустая дорога и холм, с которого я только что спустился. Мда. Знакомство с аборигенами началось не слишком приятно.
Вся деревня уже собралась меня встречать. Крепкие сильные загорелые мужчины стояли по бокам дороги, сжимая в руках копья и палки, женщины и дети чуть поодаль, возле палаток и деревянных домишек. Возле одного из домов, я заметил крупную золотистую ящерицу, привязанную за шею веревкой, которая другим концом крепилась к толстой балке, вбитой в землю. Я молча перепрыгнул через весело журчащий ручеек, который пересекал дорогу, и вошел в деревню. Так рождаются легенды, в деревню пришел бог. Довольная идиотская мысль. Прямо мания величия какая-то. Туземцы не спешили бросаться передо мной на колени, подносить дары, золото и женщин. Они все также молча стояли по краю дороги, провожая меня в спину настороженными взглядами своих темных глаз. Я аккуратно перебирал ногами, нагнав на свою физиономию самую дружелюбную из улыбок и разведя руки, показал, что оружия не ношу. Лучше бы я этого не делал. За моей спиной раздался топот ног, я стал оборачиваться, намереваясь посмотреть, кто же это решил почтить меня своим вниманием, но перед глазами выросло древко копья. Оно все росло, росло и, наконец, въехало мне промеж глаз.
* * *
Сквозь темноту я расслышал чей-то голос, а затем мокрая тряпица стала протирать мое лицо. Я постарался разлепить веки, но это было выше моих сил. В голове видно взорвалась термоядерная бомба. Сговорились что ли все? Наверное, хотят сделать из меня полного дебила, пускающего слюни и какающего в штаны. Иначе зачем долбить всем, что попадется под руку меня по голове? Вначале ФСБ, затем эти дружелюбные одичавшие ребята.
Прохладная рука опустилось мне на лоб. Приятно. Я сделал еще одну попытку открыть глаза. Ну что ж. Это мне все-таки удалось, хотя, если честно, никакого толку. Расплывчатые яркие пятна, темнота, зыбкое дрожание воздуха. Кажется, бивший немножечко перестарался. Спасибо хоть не убил.
– Он приходит в себя.
– Голос низкий, грудной. Женщина. Молодая.
– Да ну? Лучше бы он подох сразу. Меньше мучаться.
– Плаксивый мужской голос.
– Заткнись Лем! Своим нытьем ты уже достал! Заткнись! Иначе я за себя не отвечаю.
– Дребезжащий старческий голос прервался сильным кашлем.
– А что ты мне сделаешь, дедуля?
– Если он не сделает, то я. В бараний рог согну, нытик проклятый.
– Еще один невидимый обладатель глубокого сочного баса.
Тихо захныкал ребенок,
* * *
Меня куда-то везли. Из-под покрывала дремоты слышался скрип колес, мычание браминов. Сквозь закрытые веки настойчиво стучался яркий солнечный свет. На камнях меня пару раз подбросило на жестком полу и я, хорошенько подумав, решил проснуться.
Открыв глаза, я первым делом увидел потолок телеги или арбы, уж не знаю на чем меня везли. Фиговый надо сказать потолок. Деревянная решетка, через которую проглядывала ультрамариновая синь калифорнийского неба и раскаленный шарик оранжевого солнца, недавно поднявшегося из-за скалистых холмов востока. Раннее утро, как я понимаю. Все, также продолжая лежать, я принялся изучать свое невольное средство передвижения. Довольно большая телега. Восемь на восемь, никак не меньше. Грязный пол из темных, неоструганных досок. Стены отсутствовали напрочь. Заместо них круглые деревянные бруски, образующие решетку. Клетка. Этакая передвижная тюрьма на колесах. Мда. Не успел избежать одной кутузки, как угодил в другую. Тут хоть не заставят лес валить в связи с дефицитом оного. Но рано радоваться. Отправят на урановые рудники, мало не покажется. Интересно, я узник или раб? А может то и другое?
Тут только заметил, что в передвижной кутузке я не один. Еще человек восемь. В противоположном углу на досках сидела женщина, крепко обняв двоих спящих детей. Мальчик лет семи и девочка немного постарше. На лице у женщины застыла печать обреченности. Бледное уставшее лицо, глубокие тени под некогда синими, а теперь бесцветно-голубоватыми глазами. Растрепанные черные волосы падали на плечи тугим переплетенным потоком. Тонкие, почти прозрачные руки, с четко выступающими венами, которые я видел даже со своего лежбища. Женщина смотрела сквозь меня, уставившись безжизненными глазами в какую-то абстрактную точку.
Седой старик спал, улегшись прямо на доски и положив под голову руку. Красная физиономия любителя пива. Очень добродушное лицо. Низенький и кряжистый. Эдакий дуб. Иногда он приоткрывал глаза и его тело сотрясал кашель. Еще один мужчина молча перебирал в руках толстую медную цепочку, пропуская ее между пальцами. Его взгляд на миг остановился на мне, он кивнул, и снова занялся однообразным перебиранием звеньев цепи. Немного похож на Клинта Иствуда. Скорее не лицом, а аурой. Эдакий странник пустыни. Быстрый кольт. Ковбойские сапоги, широкополая помятая шляпа только усиливали общее впечатление. Вот только револьвера не хватает. Ясное дело, в тюрьму с револьвером не пускают, обычно оружие сдают на входе. В соседнем от женщины углу сидел еще один мой невольный сосед. Лет тридцать. Аккуратная борода-эспаньолка, карие глаза, прямой нос, волевой подбородок. Такие нравятся женщинам. Вот только в глазах застыл страх и ужас. Его взгляд, бросаемый на окружающих, говорил о глубоком презрении ко всему миру и надежде, что он-то как-нибудь выкрутиться. Хоть сейчас приглашай в Голливуд на съемку гадких и мелочно-трусливых злодеев. Сомнений не возникало, что это и есть тот самый Лем, который жалел, что я не подох сразу. Я для себя решил, что этот тип мне не нравится. Надо держать ухо востро.
Ага. Еще две женщины. Обе сидят ко мне спиной. Одна, с ярко горящими под лучами солнца рыжими волосами, сидела, поджав под себя ноги, рядом со стариком, другая, с короткой черной стрижкой, привалилась боком к деревянным брусьям. Ее голова болталась в такт качающейся повозки. Спит.
Старика вновь разобрал приступ сухого жестокого кашля. Он поднялся и поднес ко рту платок. Все его могучее тело сотрясал непрекращающийся кашель. Женщина, сидящая рядом с ним хотела помочь, уже было, потянулась к нему, но дед махнул на нее своей здоровой рукой, мол, сиди на месте. Лем поморщился, его видно уже успел достать стариковский кашель, но, бросив взгляд на перебирающего цепочку жилистого ковбоя, промолчал. Приступ кашля кончился так же внезапно, как и начался. Старик убрал платок от лица, внимательно посмотрел на него, спрятал в карман своих выцветших штанов и только сейчас заметил, что я наблюдаю за ним.