Третьи врата
Шрифт:
Перед ней находилась дверь. Она дошла до нее и снова остановилась. На этот раз препятствием послужила трубка для внутривенного вливания, идущая от пакета с солевым раствором к катетеру. Дженнифер грубо выдернула иглу из вены.
Выйдя из палаты, она направилась по центральному переходу в коридор, ведущий в Красный сектор. Коридор был пуст: большая часть персонала, не находившегося на дежурстве, сидела в своих номерах либо в помещениях общего пользования, напряженно ожидая вестей из камеры три.
Дженнифер немного поколебалась в дверном проеме, возможно, собираясь с мыслями или же просто восстанавливая
Она остановилась перед дверью, на которой было написано: «СКЛАД ОПАСНЫХ МАТЕРИАЛОВ. ДОСТУП ОГРАНИЧЕН». Повернула ручку двери — та оказалась закрытой. Однако висевшая на шее голубая ID-карта — хрустящая, легкая, блестящая — легко вошла в считывающее устройство; дверь открылась, и Дженнифер проскользнула в комнату.
50
Логан наблюдал за тем, как Портер Стоун медленно опустился на колени перед большим ониксовым сундуком. Не произнеся ни слова, он опустил оба объекта на пол.
Джереми оглядел комнату, поверхность которой мрачно поблескивала в отраженных лучах фонарей. Взглянул на пучки древней конопли, разбросанной по полу. Затем в сторону стоявшей позади кровати с красивым покрывалом и подушкой. Перевел взгляд на окантованный золотом столик, на котором аккуратными рядами лежали папирусные свитки. На небольшие золотые ящички, когда-то запечатанные, а сейчас лежащие распахнутыми, с бессовестно обнаженным содержимым. Наконец его взгляд остановился на двух устройствах непонятного назначения — белом, похожем на чашу, и изогнутом, покрытом красной эмалью. Они так и лежали на мешочках из плетеного золота, в которых раньше хранились: пятитысячелетние загадки, практически не опасавшиеся, что смотрящие на них люди смогут разгадать их тайны.
Все это выглядело крайне странно и удивительно.
С самого начала все касающееся гробницы Нармера было очень необычно. Мумия Нармера найдена во второй, а не в третьей камере: вполне разумно предположить, что в последней камере спрятано что-то еще более важное и необходимое для загробной жизни. И все же Логан не мог догадаться, что именно, даже глядя на все эти папирусные свитки, завитки и переплетенные золотые косички.
Джереми опять задумчиво посмотрел на два устройства. Одно красное, другое белое — такие же, как старинные короны Верхнего и Нижнего Египта.
— Короны, — пробормотал он.
Это были первые слова, нарушившие молчание. Полдюжины голов резко повернулись в его сторону. Стоун тоже.
— Да? — спросил он.
— Эти два устройства. Мы знаем, что, чем бы они ни были, они предназначены для того, чтобы их носили на голове. В конце концов, именно они изображены на картине в камере один.
Стоун ничего не ответил. Он просто покачал головой.
— Они не могут быть ничем иным, кроме как коронами, — продолжал размышлять вслух Джереми. — Одна из них красная, другая белая — цвета те же. Они даже отдаленно напоминают двойную корону, если отталкиваться от изображений, которые мы видели.
— Это не короны, — сказал Стоун тихо и отстраненно. — Это поделки безумного царя, которому потакали льстивые жрецы: игрушки, и ничего более. Неудивительно, что его потомки порвали с его развлечениями.
— Согласен, они очень странные, — ответил Логан. — Это не короны в обычном понимании этого слова, декоративные или стилизованные. Но они должны иметь некую ценность — и притом огромную. В противном случае, скажите мне, зачем помещать их в самой святой камере гробницы? Зачем запечатывать в такие великолепные оболочки? Зачем писать на них такое страшное проклятие?
— Потому что Нармер был безумен, — с горечью произнес Стоун. — Мне давно надо было об этом догадаться. Зачем здравому человеку требовать, чтобы его похоронили здесь, в этом богом забытом месте, за многие мили от собственного царства? Зачем ломать традицию, длившуюся тысячу лет?
— Нармер сам был традицией, — вставил доктор Раш, — а не наоборот.
Во время этого обмена мнениями Тина вернулась к ограненному золотом столику и вновь стала пристально смотреть на папирусы, сосредоточенно переводя взгляд с одного на другой. Потом она рывком повернулась к группе и объявила:
— Кажется, я поняла!
Все уставились на нее.
— Как я говорила раньше, фараоны Древнего Египта очень интересовались близким к смерти состоянием, — продолжила Ромеро. — Они называли его «второй сферой ночи». Однако, если я правильно поняла эти тексты, они не только интересовались им. Кажется, они, во всяком случае Нармер, практиковали его.
— О чем вы говорите? — возмутился Стоун. — Как можно практиковать такое?
— Я просто рассказываю вам, что поведали мне папирусы, — ответила Тина спокойно, взмахнув одним из свитков для убедительности. — Здесь снова и снова упоминается об иб. Так называлось в древности сердце. Египтяне верили, что сердце, а не мозг является вместилищем знаний, чувств, мыслей. По их верованиям, оно являлось ключом к душе, самым важным для выживания в загробном мире. Однако в этих текстах иб употребляется не в религиозном смысле. Оно описано скорее в… — Тина колебалась, подыскивая правильное определение, — …скорее в клиническом смысле. — Она положила свиток на место. — Я говорила раньше, что эти письмена похожи более на инструкции, чем на заклинания.
— Инструкции? — усмехнулся Стоун. — Инструкции к чему?
Реплика была встречена молчанием.
— Это звучит парадоксально. — Логан повернулся к Ромеро. — Вы утверждаете, что древние египтяне считали сердце самым важным органом для выживания в потустороннем мире?
Ромеро кивнула.
— Попав в потусторонний мир, сердце фараона тщательно исследовалось и проверялось Анубисом в соответствии с церемонией, называемой Взвешиванием Сердца. По крайней мере, так считали поздние египтяне.
— Но смерть наступает с остановкой сердца. Как может остановившееся сердце быть использовано в другой… — Логан неожиданно прервался. — Подождите. Что вы только что сказали? Вы сказали, что вся гробница напоминала вам репетицию смерти Нармера и его перехода в мир иной. Сухая прогонка, так сказать. Правильно?
Тина вновь кивнула.
Логан перевел взгляд на интерьер гробницы. Вдруг его словно ударила молния — и он все понял.
— О мой бог! — прошептал он. — Багдадская батарейка.