Третий апостол
Шрифт:
Помолчали, размышляя над словами Леденева, осмысливая их.
— Тут мы говорили о непрофессиональном поведении Старцева, — сказал Конобеев. — Все это так, он, действительно, как отметил Александр Николаевич, сбил себе руку… Но дело еще тут и в диалектике преступления. Ведь преступление всегда совершается в реально существующем материальном мире и не может оказаться вовсе бесследным. Даже если преступник не оставил никаких следов на месте преступления, само преступление оставляет собственные следы в памяти преступника. Оно управляет независимо от его воли психикой преступника, воздействует на поведение. Каинова печать, наложенная на преступившего закон, состоит в том, что тот никогда не сможет забыть о содеянном…
— Хотите знать, что было еще? — улыбнулся Леденев. — В Луцисе, вернее, в пригородном районе, мы с Арвидом Карловичем разыскали бывшего бандпособника Эдмундаса Слуцкиса. Его хутор служил явочным пристанищем для верных братьев. В материалах его бывшего дела нет никаких упоминаний об Апостоле. Но мы увеличили фотографию Старцева, снятого в конце сороковых годов, нашли ее в личном деле студента, уже в архиве, и показали в ряду других Слуцкису. Бывший, так сказать, укрыватель бандитов узнал в молодом Старцеве человека, который прибыл к нему с условным знаком и жил несколько дней до тех пор, пока не пришли за ним люди Черного Юриса. Конечно, прошло едва ли не четверть века с тех пор, Эдмундас Слуцкие мог ошибиться, но и эта зацепочка нам пригодилась…
Низкий, рокочущий звук возник вдруг в кабинете. Все переглянулись.
— Москва, — сказал Жуков и взял трубку аппарата, стоявшего отдельно от других.
— Слушает Жуков, — сказал начальник управления.
Разговор продолжался недолго. Когда он закончился, Александр Николаевич потер лоб, проговорил, будто в раздумье:
— Не знаю… Радоваться или огорчаться. Василий Пименович сейчас звонил… Ждите, говорит, поощрений. Сам выезжает из Москвы в Западноморск. Готовьтесь встречать высокого гостя.
Прошло около месяца после трагических событий, разыгравшихся у маяка Старый Штелманис. Окрепший уже Арнольд Закс провожал в океан друга.
День выдался отменным, будто по заказу моряков с тунцеловной базы «Звездный луч», уходящей сегодня на промысел в Экваториальную Атлантику. Родные и близкие рыбаков, их друзья заполнили причал. У его стенки высилась громада современного белоснежного судна.
— Прелесть корабль, не правда ли? — сказал Геннадий Тумалевич капитану РБ-28.
Они стояли на причале, куда спустились, хорошо, по-доброму, как и полагается на проводах друга в море, посидев за чашкой чая в каюте начальника радиостанции. Предотходных хлопот у Тумалевича почти не было. Геннадий обо всем позаботился заранее, пока судно снаряжалось в порту на промысел. Да и то сказать, судно-то ведь новое… Оборудование в порядке и запасных комплектов к нему предостаточно пока. Так что заботы придут со временем.
Пограничные власти еще не появились на причале. Да и вообще в экипаже говорили, что границу морякам «Звездного луча» будут открывать в Приморске, после того как тунцеловная база пройдет Морской канал. Это все потому, что в порту намечен митинг по поводу выхода западноморских тунцеловов в Атлантику. Все-таки первый рейс подобного гиганта, выход его в океан даже для Западноморска, рыбацкого города, событие…
Находились сейчас здесь, рядом с моряками, и Зоя с Верой Гусевой, теперь уже носящей фамилию мужа. Они говорили друг с другом о чем-то своем, женском. А мужчины только вздыхали, каждый по своему поводу, и обменивались отрывочными фразами-замечаниями о стоящем перед ними судне, о промысле, о всяких других вещах, связанных с их профессией, и разговор этот мог бы до конца быть понятен лишь посвященным.
— Раз, два, три, четыре, пять… Даю настройку, даю настройку! Пять, четыре, три, два, один! — послышалось над причалом.
— Сейчас начнут митинг, — сказал Тумалевич. — Вот и динамики подключили…
— Какое большое судно! — сказала Зоя. — Целый город… Как ему, такому огромному, за рыбой-то в океане гоняться…
Тумалевич улыбнулся, Арнольд хмыкнул. Он подумал, что надо почаще брать Зою с собою в порт… Совсем непросвещенная она у него по рыбацкой части. А с другой стороны — чем меньше знает она об их труде, тем спокойнее будет за него, когда и ему доведется уйти в океан, за Большой Рыбой.
— А мы и не будем на ней гоняться, на главной-то коробке, — пояснил начальник рации. — Вон, Зоя, посмотрите… Видите на борту суденышки? Их по четыре с каждого борта. Это вполне самостоятельные рыбаки. Вот они и будут ловить рыбу, тунца, которого из-за отменного вкуса называют «морской курицей». В океан мы этих малышей доставим на себе. Потом опустим в воду и станут они промышлять рыбу, доставляя ее к нам на борт для переработки. А уж сам «Звездный луч» начнет тут же делать консервы и всякие рыбные деликатесы.
— А чем будут они ловить рыбу, эти малыши?
На этот раз вопрос задала Вера. Вообще-то она немножко знала о тунцеловном промысле, Геннадий ей все уши прожужжал о новом судне. Но вопрос этот она задала для Зои, и Тумалевич, который хотел было сначала упрекнуть Веру, мол, сколько можно рассказывать, понял это и стал обстоятельно все разъяснять.
— На каждом из промышляющих судов стоит барабан с длинным тросом, — сказал он. — На тросе крючки, на крючках — наживка, ее насадят уже в океане, перед тем как вытравить трос за борт. Малыш идет себе потихоньку и травит перемет с крючками, до ста километров, бывает, вытравливает… Потом начинает выбирать трос, а на крючках висят попавшиеся на приманку двух или трехметровые тунцы. Вот и вся механика.
— Солидная механика, — промолвила, покачав головой, Зоя.
Люди на причале вдруг засуетились… Они стали сбиваться к сооруженной трибуне, куда поднималось уже рыбацкое и городское начальство.
Начальство пожелало рыбакам удачных уловов, спокойного океана и традиционных семи футов под килем. Выступил капитан-директор «Звездного луча», пообещал, как водится, что доверие «звездники» оправдают. Еще двое от тунцеловной базы выступали. Один товарищ от машинного отделения, другой от матросов-добытчиков… На этом с речами было покончено, и грянул духовой оркестр.