Третий близнец
Шрифт:
Впрочем, Пэтти была права: получить вторую ссуду в банке, вскоре после того, как она взяла деньги на квартиру, будет проблематично. К тому же она только начала свою карьеру в университете, и повышение ей светит не раньше, чем года через три. Они дошли до парковки, и Джинни с отчаянием сказала:
– В крайнем случае, продам машину.
Она очень любила свою машину. Это был «Мерседес-230С» двадцатилетней давности, красный двухдверный седан с черными кожаными сиденьями. Она купила его восемь лет тому назад на деньги, которые выиграла в молодежном теннисном чемпионате, – пять тысяч долларов. Это было до того, как ездить на подержанных «мерседесах» стало настоящим шиком.
– Может, сейчас он стоит вдвое дороже, – сказала она.
– Но тогда тебе придется купить другую машину, – заметила никогда не теряющая чувства реальности Пэтти.
– Ты права, – вздохнула Джинни. – Ладно, ничего. Я еще могу давать частные уроки. Правда, университетские правила это запрещают, но получать около сорока долларов в час, вдалбливая какому-нибудь богатому тупому студенту азы медицинской статистики, не так уж и плохо. В неделю может набежать до трехсот долларов; и заметь, это чистые денежки, без налогов, потому что я никому не собираюсь сообщать о том, что даю частные уроки. – Она заглянула сестре в глаза. – Может, и ты подбросишь маленько?
Пэтти отвернулась.
– Не знаю.
– Но ведь Зип зарабатывает куда больше меня.
– Он убьет меня, если узнает, что я это сказала, но мы сможем наскрести семьдесят пять – восемьдесят долларов в неделю, – произнесла после паузы Пэтти. – Я заставлю его попросить прибавки. Сам он не просит, стесняется, но я знаю, что он заслуживает этого. И его босс хорошо к нему относится.
Джинни немного повеселела при мысли о перспективе проводить воскресенья, давая частные уроки отстающим студентам.
– Короче, за лишние четыреста долларов в неделю мы должны, просто обязаны устроить маму в хорошую комнату с ванной.
– И тогда можно будет принести ей туда вещи из дома, всякие украшения, безделушки, может, даже что-то из мебели.
– Давай поспрашиваем, может, кто-то подскажет заведение получше?
– Хорошо, – задумчиво протянула Пэтти. – Ведь болезнь мамы неизлечима? Я смотрела передачу по телевизору.
Джинни кивнула:
– Да. За начальную стадию болезни Альцгеймера ответственен дефект гена AD3.
Он был обнаружен в хромосоме 14q24.3, вспомнила Джинни, но не стала говорить об этом Пэтти, потому что в генетике та все равно не разбиралась.
– Это что же, значит, мы с тобой кончим так же, как и мама?
– Это значит, что такой шанс есть. И что он велик.
Какое-то время обе молчали. Слишком уж мрачной выглядела перспектива лишиться разума.
– Как хорошо, что я родила рано, – заметила Пэтти. – Дети уже вырастут и смогут позаботиться о себе, когда это со мной случится.
Джинни уловила в ее голосе упрек. Как и мама, Пэтти считала, что в двадцать девять лет женщине пора бы обзавестись семьей и детьми.
– Тот факт, что ген обнаружен, уже вселяет надежду, – заметила Джинни. – Я хочу сказать, что ко времени, когда мы будем в мамином возрасте, изобретут инъекцию с исправленной версией нашей ДНК, в которой не будет присутствовать этот фатальный ген.
– Да, по телевизору говорили. Что-то насчет технологии рекомбинантной ДНК, верно?
Джинни одобрительно усмехнулась:
– Да, именно.
– Видишь, я не такая уж и тупая.
– Я никогда не считала тебя тупой.
– Правда, тут одна загвоздка, – задумчиво протянула Пэтти. – Если эта самая ДНК делает нас теми, кто мы есть, не станем ли мы совсем другими личностями, когда изменится ДНК?
– Не только ДНК делает тебя именно таким, а не другим. И воспитание тоже. Собственно, это и есть тема моей работы.
– И как она у тебя продвигается?
– Знаешь, потрясающе! Это мой шанс, Пэтти! Множество людей прочли мою статью о криминальном типе личности и о том, запрограммирована ли склонность к преступлениям в генах человека. – Эта статья, опубликованная еще в прошлом году, когда Джинни работала в университете Миннесоты, была подписана ее куратором-профессором. Вернее, его имя стояло первым, а уж потом – имя Джинни. И это несмотря на то, что всю работу проделала она.
– Мне бы и в голову не пришло, что склонность к преступлениям может быть наследственной.
– Просто мне удалось идентифицировать четыре наследственные черты, которые ведут к криминальному поведению. Импульсивность, бесстрашие, агрессия и гиперактивность. Но главное в моей теории вовсе не это. Я пытаюсь доказать, что определенные методы воспитания детей могут подавить эти черты и превратить потенциального преступника в добропорядочного гражданина.
– И как же, интересно, это можно доказать?
– Изучая пары идентичных близнецов, которые росли и воспитывались порознь. Идентичные близнецы имеют одинаковую ДНК. Но если их разлучили в самом раннем детстве, допустим, одного усыновили, а другого оставили в прежней семье, то воспитываются они по-разному. Вот я и выискиваю пары близнецов, где один стал преступником, а второй – нормальным человеком. А потом изучаю, как они воспитывались и что именно их родители делали по-разному.
– Мне кажется, твоя работа очень важна, – заметила Пэтти.
– Надеюсь, что да.
– Потому что мы просто обязаны выяснить, почему сегодня столько плохих американцев.
Джинни кивнула. Сестра точно определила суть проблемы.
Пэтти подошла к своей машине – большому старому «форду». На заднем сиденье громоздилась целая куча пестрых детских вещей и игрушек: трехколесный велосипед, складная прогулочная коляска, ракетки и мячики, огромный игрушечный грузовик со сломанным колесом.
– Поцелуй от меня ребятишек, хорошо? – сказала Джинни.
– Спасибо, обязательно. Завтра позвоню, как только вернусь от мамы.