Третий брак бедной Лизы
Шрифт:
– Ничего, поговорить надо.
– Ну так говори! На работе мне некогда, дома тоже, да и ты не бываешь у нас.
– Тоже дела. А по телефону точно удобно?
– Точно, точно.
– Лиза, а ты квартиру на «Соколе» сдаешь?
– Нет, рука не поднимается. Там, во-первых, еще много вещей наших. С Андреем. Он ведь так ничего и не забрал. Как уехал с сумкой тогда, так все там и лежит. Я тоже не трогала – там и техника его, и компьютер, и фотоаппараты, и музыкальный центр.
– А почему он не взял?
– Я как-то спросила, а он ответил, что пусть все это у нас с Ксенией останется.
– А где
– Он уехал, работает теперь, представь себе, в Бразилии, изучает какие-то водоросли.
– Он что, женился?
– Нет. – Лиза усмехнулась: ее родной брат никогда не интересовался подобными вещами, но с ее первым мужем дружил. Уход Андрея Борис пережил тяжело – не стало друга и единомышленника.
– Боится, после первого раза, – рассмеялся брат.
– Они с этой дамой расстались.
– Понятно, – прогудел на том конце Борис.
– Так что за разговор у тебя ко мне?
– Слушай, Лиз, а можно я поживу в этой квартире?
– В какой? На «Соколе»?
– Ну да.
Лиза замолчала. Она вдруг отчетливо представила, как в тех стенах запахнет чужим, не Ксениным детством, не ее шампунем, не ее любимым какао, а кем-то или чем-то чужим.
– Слушай, а что мама говорит? – Лиза обратилась к привычному авторитету.
– При чем тут мама?! – возмутился Борис.
– Мама – при всем. И тебе, живущему там, рядом с родителями, это должно быть известно. Боря, у нас в семье патриарх – это мама. Ее слово – закон. Ее мнение – главное. Я не знаю, как и почему так получилось, что мы с тобой взрослые, самостоятельные люди, сделавшие карьеру, руководящие другими людьми, пытаемся беспрекословно слушаться маму. Я не знаю, почему, что-то делая, в первую очередь мысленно пытаюсь заручиться ее одобрением…
– И как, удается? – съехидничал Борис.
– Нет, ни мысленно, никак иначе. Я знаю, что мною будут недовольны, но это меня ничему не учит. Раз за разом я проделываю все тот же путь в надежде на одобрение матери.
– Мама ничего не говорит, но, если честно, мне там тяжело. Я могу снять квартиру, но если ты не пользуешься той, я поживу там. Она же пустует.
Лиза сразу поняла, о чем речь. В доме родителей всегда были гости. Обед ли, ужин ли, но знакомые и полузнакомые люди собирались за большим столом, где главенствовала Элалия Павловна. Это были приятные застолья, и все гости, как один, выражали восхищение не только кухней, но и прекрасной собеседницей. Впрочем, домочадцам доставались лишь нервозная обстановка, суета, раздраженность и покрикивания, предшествующие этим трапезам.
– Быстро убрать дом, вы просто неряхи! Сейчас придут люди… – так начинались дни, когда ожидали гостей. Элалия Павловна была недовольна всеми, в том числе и домработницей Ритой, которая самоотверженно брала на себя приготовление блюд.
– Мам, зачем звать людей и перед этим так психовать?! Какой в этом смысл?! – однажды не выдержала Лиза.
– Тебе не понять, ты из породы тех Чердынцевых! Вам лишь бы как… – ответила мать.
– Не очень понятно, – упорствовала Лиза. – Пусть я в отца, но он очень аккуратен, зачем же устраивать такой шум и крик, ругать своих, чтобы потом улыбаться чужим. И потом, людям ведь не пыль важна, которой, кстати, никогда у нас нет.
– Потому и нет, что я кричу на вас, – ответствовала Элалия Павловна.
Впрочем, это наверное, только Лиза обращала внимание на такие бытовые мелочи, как раздражение матери. Она, привыкшая к размеренной жизни с Андреем, где в первую очередь ценились доброжелательность и покой, искренне не принимала резкость в общении с близкими.
– Ты знаешь, – Борис замялся, – сложно, у них свой уклад, и иногда мне кажется, что я мешаю. А иногда мне сложно с ними – и поздно не придешь…
– Слушай, не объясняй. Заезжай, я тебе ключи дам от квартиры. Только там и вещи Андрея, и мои, их убрать надо, сложить в кладовку.
– Хорошо, хорошо. – На том конце с облегчением вздохнули.
Борис подъехал, когда стемнело, подниматься не стал – он знал, что муж сестры терпеть не может поздних гостей.
– Вот этот от нижнего замка, этот – от верхнего. Слушай, будь там аккуратен.
– Не беспокойся, буду. Между прочим, это я там с родителями прописан! – Борис рассмеялся.
– Да, я помню, но какое это имеет значение в семье. Придет время – разберемся.
– Это верно. Слушай, а этот твой Тихон, вы же официально расписаны, он на квартиру в Большом Гнездниковском претендовать не будет? Если что…
– Что – если что?! Ты о разводе? С какой стати? На меня и на Ксению эту квартиру родители переписали задолго до нашей встречи, уж не говоря о женитьбе. А по закону делится имущество, приобретенное в браке. Так что не волнуйся.
– Я не волнуюсь.
– Значит, маме передай, чтобы она не волновалась, – улыбнулась Лиза.
– Она тоже не волнуется, она – пишет оперу.
– Что?! – удивилась Лиза.
– Да, в соавторстве с Бежиным.
– Вот новости! А молчит!
– Ну, чтобы сюрприз сделать, наверное…
– Наверное.
– Ладно, я поехал. Спасибо.
– Не за что. – Лиза поцеловала брата и еще немного постояла, наблюдая, как он идет по темной узкой улице. Близки они никогда не были – и в этом, наверное, была ее вина. Лиза больше времени уделяла своей учебе, подругам, потом семье. Борис был неразговорчив и вечно погружен в свои занятия.
Глава 4
– Ты наденешь клетчатую юбку и белую блузку. Это будет и удобно, и нарядно. А сарафан тебе узок уже. Надо другой купить. – Лиза стояла у гладильной доски. Ксения в своей комнате разбирала ноты. Из-за завтрашнего эказамена по музыке Лиза взяла отгул.
– Имей в виду, этот день не оплачивается, – строго предупредил ее Тихон.
– Да, да, – торопливо согласилась Лиза. Она не хотела ввязываться в долгие препирательства по поводу трудовой дисциплины и еще больше боялась сорваться на крик. Своего мужа она вообще перестала понимать. Этой ночью они были близки так, как давно у них не случалось. Лизе вдруг показалось, что эти несколько лет, которые каким-то образом сожрали теплоту их отношений, куда-то исчезли. Ей показалось, что только вчера они были на той злополучной выставке, где она вывихнула ногу, что только вчера они гуляли по Яузскому бульвару и ели первые подмосковные яблоки.