Третий фронт. Партизаны из будущего
Шрифт:
— Долгая история. Ты лучше глянь, как он?
Да… как у них все просто. Глянь… Глянул. На голос не реагирует, на боль тоже не очень. Внешних повреждений не заметно. Зрачки одинаковые, на свет реагируют. Пульс тоже в норме. Это хорошо.
— Ну, что… Он без сознания. Вроде бы внутренних повреждений нет. Внешних тоже. Давно он так?
— Да кто ж его знает? Мы его так и нашли… Ну и здесь уже часика полтора.
— М-да. Это плохо. Ну, будем надеяться, очнется — сам расскажет.
— И что — ничего нельзя сделать? — спросил Сергей.
— Нет. Что я могу сделать? Он может очнуться через пару минут, может —
Я развернулся и пошел искать Олега — интересно было услышать его историю и заодно поинтересоваться дальнейшими планами. Отсюда нужно немедленно сваливать. По следам этой мортиры немцы нас на раз-два накроют.
Но отойти далеко не смог — ко мне приблизился один из свежеосвобожденных. Тот самый, что нам про Карбышева сказал.
— Товарищ… простите, не знаю вашего звания.
— Старший лейтенант.
— Товарищ старший лейтенант, а про Дмитрия Михайловича ничего не известно?
— Пока что нет, к сожалению, — и тут я вспомнил, кого мне напоминало лицо этого генерала… Памятник!
— Ну-ка, иди со мной, — сказал я бывшему пленному, даже не спросив ни звания его, ни имени, и вернулся к носилкам. — Он?
— Точно, он! Товарищ генерал-лейтенант! Товарищ генерал-лейтенант! — бывший пленный присел рядом с носилками. — Что с ним? Он ранен?
— Нет. Он без сознания, но почему, мы не знаем.
— Может, это из-за аварии, — пробормотал Сергей.
— Какой аварии?
— Да, понимаешь, пока вас не было, мы решили смотаться на МТС тут неподалеку… Ну, только вышли на дорогу, а тут эта легковушка. Там он и был. И три немца… Ну, тех мы в расход пустили, а генерала сюда.
— Авария, конечно, объясняет многое… Но из лагеря его вывозили — он в сознании был. Как он попал в плен? — спросил я новичка.
— Пробивались из окружения в составе штаба десятой армии. Наткнулись на немцев, приняли бой. Товарищ генерал был контужен…
«Ага… Значит, до аварии еще и контузия свежая. Вообще весело», — подумалось мне.
— Сергей, нужно прошерстить новичков, может, есть хоть один санинструктор? Нужно, чтобы рядом с ним всегда кто-то был, кто бы мог следить за его состоянием, — сказал я и тише добавил: — Вот ведь дела… Гудериана прибили, Карбышева спасли… «Пока что спасли», — подумалось, вспомнив про новый трофей.
Обернулись. Эге… А генерал-то непрост. Не успел очнуться — а уже пытается сесть. А голова-то болит, небось.
— Дмитрий Михайлович, пока что вставать не стоит. Вы еще слишком слабы.
— Где я? Что это за место? Кто вы такой?
— Вы — в безопасности. Это наш временный лагерь. А вот кто мы… об этом, простите, попозже.
«Да, серьезный дядька. Не привык, однако, чтобы старший лейтенант к нему по имени-отчеству обращался. Это я маху дал, конечно. Не привык я к такой субординации. Ну да ладно. Я сейчас типа его врач, а врачу многое позволено», — подумал я. Быстро проверил еще раз генерала. Ничего серьезного вроде бы нет. Слаб он еще, конечно, пару дней — а то и больше, генерал-то не молод — ему полежать придется… Да и потом остаточные явления сотрясения еще долго ему мешать будут. Ну да ладно — ему ж не в атаку нас вести, а только общее командование… А уж с тактикой
— Серега, зови Нику. Скажи, что генерал очнулся, нужно ввести его в курс дела, — сказал я Сергею и тише, чтоб Карбышев не услышал, добавил: — А то кто его знает, что он подумает. Еще устроит нам тут переворот…
Саня Букварь очень похож на Тэнгу, такой же электровеник. Пока все отходили от первого боя, он смотался куда-то на своем бронике и вернулся обратно уже с тушкой Гудериана. Пока я страдал из-за того, что автомат немца, загрызенного моим песиком, кто-то прихватизировал, и выбирал себе винтовку из трофеев, он на привале слетал куда-то и приволок машину с зенитным автоматом. Мимоходом, уловив мой интерес к мотоциклу, показал, как управлять этим средством передвижения.
Так что, когда возникла идея налета на лагерь с пленными, я напросился с ним. Док тоже собрался с нами, на танке. Так мы и поехали, впереди Саня на бронике, сзади Док на танке и совсем в хвосте — я с Тэнгу на мотоцикле, страшно гордый тем, что от танка не отстаю. Вопреки моим опасениям, поездка в коляске псу понравилась.
«Битва за лагерь» началась как-то очень сумбурно. Ребята на своих машинах просто ломанулись вперед, расстреливая немцев и ломая ограду. Я на всякий случай перерезал телефонный провод, идущий от лагеря, и подъехал поближе к месту действия, прикидывая, чем смогу помочь. Вот тут-то я и заметил удирающую легковушку и рванул за ней.
Впрочем, потерял я ее довольно быстро — не с моим опытом вождения гоняться за кем бы то ни было. Результат погони был закономерен — я оказался в кювете, причем мотоцикл заводиться не захотел. Толкать мотоцикл по лесу было трудно, по дороге — страшно, и я решил его бросить. Затолкал в кусты и пошел пешком в лагерь, напрямик Тэнгу тоже не возражал против лесной прогулки. Особенно если удастся поохотиться. Удалось, но зайца песик скрепя сердце принес мне: «Старший загрустил, его порадовать надо, едой поделиться». Зайца я забрал, завернул в пакет из-под крекеров и положил в ранец. Пес радостно улетел охотиться дальше. Его не было уже минут пятнадцать, и я начал беспокоиться. Что куст, мимо которого я проходил, неправильный, я осознал слишком поздно и начал поворачиваться, когда из куста донеслось: «Руки вверх, фашистская гадина!» Голос был женский. «С гадиной — это она угадала», — мелькнула мысль. Обернулся, на меня смотрели два пронзительной синевы глаза и дуло СВТ. «Оружие на землю! Быстро!» Положив винтовку на землю, я спросил: «А если не фашистская гадина, то руки вверх не надо?» Шорох кустов за спиной заставил синеглазку обернуться. Поздно! С нехилого разгона Тэнгу врезался в нее, выбрасывая из кустов прямо мне под ноги. «Спасибо, малыш, ты как всегда вовремя!»
Девочка упала и замерла, завороженно глядя на Тэнгу. Я тем временем подобрал оружие и стал ждать развития событий.
— Ой, какая красивая собака, — внезапно выдала синеглазка. Пароль был принят, Тэнгу завилял хвостом и полез лизаться.
— Извините, дяденька, я ошиблась. Меня зовут Наташа. Наташа Горбунова, — девушка, вряд ли ей было больше восемнадцати, радостно мне улыбнулась, — у фашиста не может быть такой собаки. Это же туркменская овчарка! Мы с папой жили в Туркмении, я там их видела.