Третий Проект. Том I "Погружение"
Шрифт:
Со времен Раскола народ и власть окончательно и бесповоротно принимаются отдаляться друг от друга, не сдерживаемые более верой, общей для царя и для крестьян – живым и свободным словом Бога.
От России отпала ее лучшая, наиболее энергичная и совестливая часть. По многим городам в раскол ушло до 20 процентов жителей. Не будем утомлять тебя, читатель, обширной статистикой, но приведем один красноречивый факт. В средневолжском городе Кержаче (оплоте староверов), расположенном недалеко от легендарного озера Светлояр, под чьими водами и покоится сказочный Китеж-град, в конце семнадцатого столетия жило 47 тысяч человек. Это очень много. Ведь в очень крупном торговом городе России, Нижнем Новгороде на той же Средней Волге, обитало только чуть более 12 тысяч душ. Лучшая Россия ушла в раскол, отделилась от власти, выбрала «параллельный мир» свободы от романовских «градов земного и небесного».
Староверы сохранили чистоту, трезвость и грамотность, высокую мораль и духовную стойкость. Их в армию охотно брали еще при Сталине – не было солдат лучше. А вот остальной России досталось никонианство – с грязью, пьянством, невежеством.
Раскол нации
Когда же церковь выполнила роль убийцы Китежа, государство сказало: «Все! Теперь ты мне без надобности. Уничтожаю патриаршество и делаю церковь своим департаментом». Петр Первый упраздняет патриаршество. Началась постепенная утрата народом веры, падение авторитета духовенства. С тех времен народ начинает презирать попов, считать встречу со священником плохой приметой. Официальное, никонианское православие вырождается и мельчает, становится видимостью, «отбытием номера». В финале мы имеем взорванные и разграбленные при большевиках храмы. Еврейские комиссары в начале ХХ века возглавляли процесс, но кресты-то с храмов валили русские мужики. Во Франции 1793 года революционеры тоже попытались церкви рушить – но народ им быстро дал укорот. У нас же так не вышло. Не коммунисты у нас веру порушили, а сам народ от нее, опустившейся, отвернулся. И – будьте уверены! – еще отвернется от нынешнего казённо-выхолощенного «православия», «возрожденного» с 1988 года.
В результате деятельности династии Романовых Россия внутри себя раскалывается на три народа, на три мира.
Итак, некогда единые русские разделяются на искусственно выведенный немецко-франкоязычный народ «европейцев»-дворян, которые почти утрачивают родную речь (на русском они вновь начнут говорить лишь в девятнадцатом веке), на староверов и на огромную подневольную массу, которая вернулась чуть ли не к общинно-славянскому укладу. В 1917-м это приведет к полной катастрофе.
Ну а пока, загнав истинную русскую веру в подполье и став полными владыками страны, господа Романовы решили выдвинуть новый национальный проект – «Северную Пальмиру». Проект, который закончился самым страшным и кровавым образом…
ГЛАВА 2. ЦЕНА ФРАНЦУЗСКОЙ БУЛКИ
Вторым национальным проектом у нас была Северная Пальмира – империя династии Романовых между 1703 и 1917 годами. В эту эпоху Россию пытались перекодировать и превратить в Европу.
Проект сей потерпел полных крах, закончившись национальной Хиросимой семнадцатого года. Почему это случилось? В нынешней Росфедерации, которая с невероятной помпой отпраздновала трехсотлетие основания Санкт-Петербурга, принята популярная версия «для лохов». В общем, Петр Великий решил сделать нас Европой, зачал проект «Северная Пальмира» и после этого мы пошли по столбовой дороге развития цивилизации, как нормальные люди. Вернее, сначала не совсем по столбовой, но после отмены крепостного права с его ужасами – уж точно вышли на проторенный передовым Западом шлях цивилизации, двигаясь в благоденствию и демократии… Пока не вынырнули откуда-то из преисподней коммунисты и не сбили страну куда-то вбок…
Но оставим сказки для дураков. Попробуем сами разобраться: каким проектом была Северная Пальмира? И почему ее ожидал такой грандиозный провал?
Россия, Западом больная…
Петр Первый никак не был первым западником на Руси. Поворот к Западу в России начался еще в Смуту и вполне оформился как национальный выбор уже у предшественницы Петра, царевны Софьи. На этом курсе твердо стоял первый министр царевны, князь Василий Голицын. Но именно при Петре вестернизация стала необратимой. Именно при нем мы прошли «точку-джокер» и русская история вошла в европейское русло.
Был ли у России той поры выбор? Существовали ли иные траектории развития? Тут у авторов нет единой точки зрения. Но, покончив с русским духовным возрождением, которое началось по выходе государства из Смуты и завершилось Соловецким зверством и сожжением Аввакума «со товарищи», власть окончательно разошлась с народом и противопоставила себя ему.
Отныне действовала единственная логика: чем дальше от основ русской народной жизни, особенно в их Святорусском, старообрядческом варианте – тем лучше. Не соборность, а господство. Не сотрудничество, а подавление. Не братство, а иерархия. Вот что стало естественным выбором власти. Власть, объявив себя высшей ценностью, не просто подчинила себе общество, как сложную структуру взаимодействующих слоев, групп и классов – она превратила народ в «население». И даже не это главное. С той поры государство и его хозяева – императорская фамилия и ее приближенные – поставили себя не только выше общества, но и всей Русской цивилизации. Именно с тех времен государство с верховным властителем во главе стало вершиной нашей цивилизации, ее квинтэссенцией и священным смыслом.
Государство отныне было призвано изменить Россию, «цивилизовать» ее. Иными словами, ему предстояло поменять основу основ бытия русских, перекодировать их топос на европейский лад. В этом смысле проект «Северная Пальмира», выдвинутый Петром Романовым, был не просто следующим после Третьего Рима национальным проектом. Нет, вопрос стоял куда серьезнее! Первый русский император вознамерился произвести революцию не только в военном деле, государственном аппарате и структуре коммуникаций. Он не только хотел дать динамичный импульс хозяйству. Петр целенаправленно вторгся в святая святых нашей цивилизации – в ее ядро, культуру, основанную на вере.
Именно в культурной революции кроются смысл и тайна петровских реформ. Не бороды он брил и не в камзолы обряжал тогдашнюю элиту, не собрания-ассамблеи вводил вместо посещения кабаков. Самодержец стремился насадить новую культуру, буквально вбить европейскую цивилизованность в подвластную ему державу. Ради этого Петр уничтожил церковное самоуправление, низведя его до положения одного из департаментов в госадминистрации. Ради этого он положил сотни тысяч подданных на стройке пугающе-привлекательного, зловеще-пленительного Санкт-Петербурга. Ключ к тайне петровских преобразований содержится в словах самого царя о том, что он имеет дело с животными, которых предстоит превратить в людей. Глубинный замысел петровской политики лучше всех выразил один из его ближайших соратников Петр Салтыков, написавший: «Русские во всем сходны с западными народами, но они от них отстали. Сейчас нужно вывести их на правильную дорогу».
Именно эти слова станут философией многих поколений «реформаторов» России во всех последующих временах, и это обойдется русским во многие миллионы безжалостно уничтоженных, искалеченных людей, в десятки миллионов исковерканных судеб и Бог знает во сколько нерожденных детей. Не случайно гайдаровская партия «Выбор России» на выборах декабря 1993 года сделала своим символом знаменитый конный монумент Петру Первому.
Петр исходил из очень модного в его эпоху пессимистического взгляда на природу человека, почерпнутого из философии англичанина Гоббса. Мол, человек погряз в пороках и страстях, а потому нуждается в исправлении. А для такого исправления годятся даже самые крутые меры. Петр рассматривал собственную страну как особо преуспевшую в страстях да пороках, отсталости и мерзости. Для него Россия была страной, которую, подобно преступнику, предстояло провести через процесс жесткого и даже жестокого исправления и переделки. Вот он и превратил Россию в гигантскую исправительную колонию.
Такой взгляд на Родину сложился у Петра под влиянием иностранных специалистов, которых тогда у нас в стране насчитывалась целая армия в десятки тысяч человек. Именно они дали Петру образ Северной Пальмиры и предопределили его понимание России как отсталой, конченой страны.
Врожденный порок империи Романовых
Самым непосредственным побудительным мотивом петровских преобразований выступала необходимость срочно модернизировать армию и обзавестись военно-морским флотом. Для этого надо было развить торговлю, поднять промышленность. То есть, причины «петровского эксперимента» были вполне прозаическими, земными. Без решения этих задач Россия могла вновь погрузиться в Смуту, деградировать и пасть добычей более сильных, технологически развитых и энергичных соседей. Например, Швеции. Мы попросту могли распасться как единая страна. Достаточно просто вспомнить, как в Смуту начала семнадцатого века угроза раскола России проглянула с пугающей отчетливостью. Ведь в 1611 году шведы уже пробовали создать марионеточное Новгородское государство – почти так же, как японская Квантунская армия выкроила из покоряемого Китая 1930-х годов «независимую Манчжурию». Давайте не забывать, что семнадцатое столетие называли «бунташным веком» – в нем, помимо Смутного времени 1603-1617 годов были мощнейшие городские восстания и кровопролитный бунт Степана Разина). С 1649 года шло тотальное закрепощение крестьян (что им вовсе не нравилось), а на присоединившейся к Московскому царству Украине шла настоящая гражданская война (так называемый период Руины). Страну раздирали острейшие внутренние конфликты, порожденные церковной реформой Никона. Они вылились в два стрелецких бунта. Что мы видим? Картину опаснейшей нестабильности, в которую попало наше государство, преддверие новой Смуты! Так что преобразования были нужны, как воздух.