Третий секрет
Шрифт:
– Я уже устал от вашего сарказма.
– А я от вас.
На самом деле Катерина была заинтригована. Совершенно не хочется общаться ни с Амбрози, ни с Валендреа, но она ведь осталась в Риме именно из-за Мишнера! Она знала, что он уезжает из Ватикана, – об этом сказал Кили в одном из своих телевыступлений, говоря о распределении сил в Ватикане после смерти Папы, – но не пыталась проследить его путь. Разумеется, после их недавней встречи ей приходила в голову мысль поехать за ним в Румынию. Но теперь открывается новая возможность. Босния.
– Зачем он едет? – спросила она, не сумев скрыть
В глазах Амбрози вспыхнуло удовлетворение.
– Не знаю.
Из-под своей сутаны священник достал лист бумаги.
– Вот его новый адрес. Это недалеко. Думаю, вы сможете его… утешить. Он только что потерял учителя, его жизнь лишилась смысла. К тому же скоро его злейший враг станет Папой.
– Валендреа чересчур уверен в себе.
– Почему нет?
– Вы думаете, Колин настолько беспомощен? Что он сразу впустит меня, откроется мне и тем более возьмет с собой в Боснию?
– Именно так.
– Не так уж он и беззащитен.
Амбрози недобро усмехнулся:
– А я думаю, наоборот.
Глава ХХХХ
Рим
27 ноября, понедельник
19.00
Мишнер не спешил. Он шел по виа Джотто в сторону своей квартиры. Этот район давно превратился в богемный квартал Рима, где в бесчисленных кафе часами просиживали местные интеллектуалы и проповедники радикальных политических идей. Неподалеку отсюда началась история восхождения к власти Муссолини. К счастью, почти все здания здесь без особого вреда для себя пережили архитектурные реформы дуче и по-прежнему передавали неповторимую атмосферу девятнадцатого века.
После переезда в Апостольский дворец Мишнер увлекся изучением биографии Муссолини, прочел несколько книг о нем.
Муссолини был амбициозен. Мечтал одеть всех итальянцев в униформу. На месте старинных римских каменных домов с терракотовыми крышами итальянский фюрер собирался построить множество памятников и величественных зданий. Сверкающие мрамором новые фасады должны были прославлять его ратные подвиги. Но дуче окончил свои дни с пулей в голове. Его тело подвесили вверх ногами на всеобщее обозрение. Грандиозные планы итальянских фашистов рассыпались в пыль. Мишнер подумал, что церковь – с Валендреа во главе – ждет похожее будущее.
Мания величия, особенно в сочетании с высокомерием, – серьезное психическое заболевание, и, абсолютно очевидно, Валендреа ему подвержен. Ни для кого не является секретом открытое неприятие государственным секретарем решений Второго Ватиканского собора и последовавших за ним церковных реформ. Скорое избрание развяжет Валендреа руки для полного пересмотра всего достигнутого. И хуже всего, что правление этого тосканца вполне может затянуться на двадцать и более лет.
А это значит, что он полностью перекроит состав священной коллегии кардиналов, как это сумел сделать за время своего долгого правления Иоанн Павел II. Но Иоанн Павел II был гибок и умел смотреть вперед. А Валендреа – демон, и его противникам остается лишь надеяться на чудо. Все это еще более подталкивало Мишнера к решению уехать в Карпатские горы.
Он нашел нужный дом и тяжело поднялся на третий этаж. Один из епископов, служивших при папском дворе, предложил ему воспользоваться второй спальней в своей квартире. Мишнер с благодарностью принял его предложение. Мебель Климента он на днях продал, пять коробок с его личными вещами и принадлежавший Клименту деревянный ларец перевезены сюда. Мишнер собирался забрать все это с собой в Румынию.
Он уедет из Рима до конца недели. Но завтра он полетит в Боснию – билет для него купил Нгови. А еще через неделю начнет новую жизнь в Румынии.
В глубине души Мишнер не одобрял поступок Климента. История знала немало пап, избранных лишь потому, что все рассчитывали на их скорую смерть. Однако многие из них правили больше десятилетия, оставив своих недоброжелателей в дураках. Это же мог сделать и Якоб Фолкнер. Он был в состоянии оставить после себя яркий след. Но он распорядился своей жизнью по-другому. Климент убил все надежды своих сторонников, по собственной воле погрузившись в вечный сон.
Мишнеру и самому казалось, что он спит. Все эти две недели – начиная с того страшного утра понедельника – были похожи на непрерывный сон. Все его существование, раньше исполненное смысла, теперь потеряло связь с миром. Вся его жизнь камнем летела под откос, как поезд, сошедший с определенного рельсами пути.
Колин хотел определенности.
Но, достигнув площадки третьего этажа, он остановился и понял, что его опять ждет неизвестность. На ступеньках перед входом в его квартиру, руки положив на колени, сидела Катерина Лью.
– Я даже не удивляюсь, что ты опять меня нашла, – сказал он. – Как тебе удалось на этот раз?
– Это было не так уж и трудно.
Легко встав на ноги, она отряхнула с брюк пыль. Одета она была так же, как и утром, и выглядела столь же привлекательно.
Он открыл дверь квартиры.
– Все еще собираешься в Румынию? – спросила она.
Он бросил ключи на стол.
– Хочешь поехать со мной?
– Я могла бы.
– Пока еще рано заказывать билет.
Он рассказал ей о Меджугорье и о просьбе Нгови, но не стал распространяться о последнем письме Климента.
– Знаешь, мне совсем не хочется ехать, – пожаловался он.
– Колин, война закончилась, – ответила она. – Вот уже несколько лет там спокойно.
– Только благодаря американцам и войскам НАТО. Я бы не поехал туда по своей воле.
– Так зачем же едешь?
– Я должен сделать это ради Климента и Нгови, – сказал он.
– А тебе не кажется, что ты им уже ничего не должен?
– Я знаю, что ты сейчас скажешь. Но я решил уйти из церкви. Так что теперь мне все равно.
На ее лице застыло изумление.
– Но почему?
– С меня хватит. Здесь все думают не о вере, не о праведности и не о вечном спасении. Для них существуют лишь политические интриги, амбиции и корысть. Когда я вспоминаю, где я родился, мне становится противно. Неужели кто-то мог считать, что там делали доброе дело? Ведь было множество других способов помочь этим несчастным матерям, и никто даже не пытался этого сделать. Нас просто сплавили оттуда.