Третий шанс
Шрифт:
– Да, Дмитрий Максимович, все очень и очень серьезно, - согласился Олег. – Вы сейчас приняли решение спонтанно, на эмоциях, не обдумав его как следует. Если бы я узнал детали раньше, постарался бы вас отговорить. И от дарственной, и от встречного иска по опеке. Дарение зарегистрировано, его уже не отменить. Пока я вижу только два варианта. Либо вы оставляете все как есть и через два месяца спокойно получаете свидетельство о разводе…
– Почему через два? – не понял я.
– Месяц примерно до слушания и месяц до вступления решения в силу. Это если все гладко пройдет, без проволочек. Да, вы окажетесь в пролете,
Закончив разговор, я позвонил отцу, и тот через полчаса был у меня с начальником службы безопасности. Марутин работал у него больше двадцати лет, и отец ему вполне доверял.
– Смотри, Андрей, - сказал он, изложив задачу, и в этом холодном тоне и немигающем взгляде я вдруг узнал тестя, - за слив, если что, ответишь лично. Своей задницей.
Вернувшись домой, я разогрел оставленный домработницей Катей ужин, сжевал, не разбирая вкуса, накатил полтос коньяка и упал на диван.
Ощущение всепоглощающего абсурда нарастало. Меня словно затянуло в водоворот и тащило в какую-то черную дыру. И я даже не очень удивился, когда из этой воронки всплыло до боли знакомое лицо с плотно сжатыми губами и прищуренными серыми глазами…
Глава 17
июнь - июль 2001 года
Письмо Юле я пишу, как и собирался, в тот же день, вечером.
Окно открыто, в саду трещат цикады, летают светлячки. На подоконник свешивается ветка абрикоса. Когда созреют – можно рвать прямо из комнаты. Я пишу обо всем: об абрикосах и светлячках, собаке Лельке и ходиках с кукушкой. Это так же легко, как легко было разговаривать с ней в поезде. Но едва лишь хочу написать о том, как она мне нравится и как я жду нашей новой встречи, слова становятся похожими на бетонные блоки и застревают где-то на полпути к пальцам.
Грызу ручку, смотрю в окно – а вижу ее. И не верится, что только сегодня утром поцеловал ее на прощание.
Ничего. Лучше скажу все сам, когда увидимся в Питере. В поезде не получилось, но теперь точно смогу.
Утром перечитываю четыре страницы. Хочется написать еще, но лучше уж отправлю. Тогда и ответ получу быстрее. Бегу на почту, покупаю конверт и там же пишу адрес, тщательно сверяясь с записанным в телефоне. Спрашиваю у толстой тетки за стойкой, сколько идет письмо по области, и та отвечает, что когда как. Может на следующий день дойти, а может и четыре дня добираться.
Считаю по максимуму – четыре дня туда, четыре обратно. Да и Юля не обязательно сразу ответит, хотя мне так хочется, чтобы сразу. Дней десять. Так долго… Буду вычеркивать в календаре. А если придет раньше, получится приятный сюрприз.
Бросаю конверт в ящик, выхожу и едва не налетаю на Ларку.
– Ты чего тут? – удивляется она. – А-а-а, Юле своей письмо отправлял?
– Да. А ты?
– На рынок. Хоть как-то из дома удрать. Пойдешь со мной?
– Сумки тащить? – охоты нет, но блин… и не откажешь ведь.
– Да ничего такого особенного. Немножко того, немножко сего.
Идем на рынок, болтаем. Где-то на полпути Ларка делает щенячью мордочку, и я понимаю, что сейчас будет что-то клянчить.
– Ди-и-им, у меня просьба на лям баксов. Поможешь?
– А у тебя правда есть лям баксов?
– Ну Димочка! Ну миленький! Я тебе тоже пригожусь.
– Ну говори уже, - терпеть не могу, когда она вот так ноет.
– Я тут с парнем познакомилась, но меня бабка не пускает никуда одну. А с тобой пустит. Давай на дискач пойдем сегодня?
– На дискач в сельский клуб? Это гораздо дороже ляма баксов. Мне-то там что делать?
– Ну я не знаю, - Ларка обгоняет меня и пятится задом, заглядывая в глаза. – Склеишь какую-нибудь телку. Ах, да, у тебя же Юля эта. Ну просто потусишь. Там наверняка Миха с компанией будет.
Миха – наш дальний-предальний родственник, и я его терпеть не могу, Ларка прекрасно это знает. Не хватало только, чтобы дискач плавно перешел в махач. Но если подумать, мы всю жизнь друг друга прикрываем и отмазываем. И уж лучше мне пойти с ней. Потому что все равно удерет через окно и не дай бог найдет на свои булки приключений.
– Ладно. Только учти, до одиннадцати, не позже.
– Димка-а-а!!! Я тебя обожаю!
Она звонко чмокает меня в щеку и начинает стирать помаду. Ну хоть на рынок-то могла бы не малеваться, как клоун?
Вечером захожу за ней. Бабка ворчит и строго-настрого приказывает, чтобы в одиннадцать Ларка была дома, иначе больше не отпустит. Нытьем и скулежом ей удается выцыганить еще полчаса – «на дорогу». Чтобы Ларка не добилась своего? Не мытьем, так катаньем, как отец говорит.
Идем в ближайший клубешник, который и в самом деле клуб – в смысле, дом якобы культуры. Девки с немытыми патлами, под сетчатыми топами разноцветные лифчики, из-под джинсов торчат такие же кислотные стринги. Парни – в такую жару! – в кожанках или псевдорэперском шмотье.
Ларка подводит меня к качку лет двадцати, бритому наголо, с татухой-рукавом.
– Познакомьтесь. Это Валера, это Дима, мой брат.
Валера нехотя пожимает мне руку и дергает уголком рта: иди, пацан, не отсвечивай.
– Так, - стараюсь говорить повнушительнее. – У вас времени до одиннадцать ноль-ноль. И учти, ей всего шестнадцать.
– Да знаю, - кривится он. – Иди. Все будет пучком.
Здороваюсь с Михой, пью в углу пиво с его компанией. Скука смертная. Парни обсуждают танцующих девчонок, вяло матерятся. Без четверти одиннадцать начинаю выглядывать Ларку, но ее нигде нет. Звоню – номер недоступен. Ругаю себя на чем свет стоит, ее – еще сильнее.
В четверть двенадцатого появляется – растрепанная, с размазанной косметикой, но довольная. Домой приходится нестись почти бегом. Предупреждаю:
– Еще одна такая подстава – и больше никогда в жизни ни о чем не проси.
– Димасик, ну прости, пожалуйста!
Сдаю ее бабке, иду домой. Родители уехали еще днем, мы с бабушкой одни. Она уже спит, пробираюсь потихоньку к себе на второй этаж. Вычеркиваю клеточку на календаре.
Ну вот, одним днем меньше.
Больше с Ларкой я никуда не хожу. То есть забираю ее из дома, довожу до условленного места, где ждет Валера, а в одиннадцать там же забираю. Сам иду в город, брожу по улицам, сижу в кафешке.