Третий сын

На лесной поляне стоял развесистый дуб, к его необъятному стволу был крепко привязан мужчина. Умелые ловчие полностью обездвижили пленника, даже голову его втиснули между двух толстых веток. Вокруг дерева толпились темные фигуры в маскировочных плащах. Ладони их были серыми, большинство кетменов отличалось именно таким цветом кожи. Ночные охотники считались особенными даже среди сородичей. Приверженцы древних традиций, они беспощадно расправлялись с незваными гостями, тем более – с жрецами-Музами, которые извратили их прекрасное учение. Но в этот раз нашлись те, кто усомнился: слишком уж странная добыча им попалась. Вожак решил допросить выродка, и свора подчинилась. Впрочем, ненадолго. С каждым ответом пленника недовольные голоса крепли:

– Нужно его убить!

–

– Какую правду? На тело его посмотри! Это не Муз!

– Я не сказал, что я Муз, охотник. – Черноволосый мужчина с мраморно-белой кожей выглядел невозмутимо. – Я – третий сын.

Жизнь несправедлива, Моро понял это с раннего детства. Но именно с ним судьба была особенно жестока, потому что щедро одарила всем. Его кожа имела идеальный оттенок, в истиннородстве Моро не сомневался никто. Дом Илл Гесмо был богатым и знатным: он вел начало от первых ханов Либау, что не смешивали кровь даже с элтеберами. Мальчик уродился здоровым и крепким – его ожидало прекрасное будущее, если бы Моро не появился на свет третьим. В Кетмении имел значение не только цвет кожи, но и очередность рождения. Каждый третий ребенок принадлежал Музерату.

Родиться третьим – еще не приговор. Такого кетмена могли не принять в храм. Тогда он оставался в родной семье с положенным именем и титулом. Однако если Музы его признавали, участь избранника была предрешена. Ни пол, ни возраст, ни происхождение, ни былые заслуги или злодеяния значения не имели. Впереди его ждали храмовые застенки и вечное служение своему милостивому богу.

Каждый избранник воспринимал подобную участь по-своему. Детям было проще, без опыта и воспоминаний легко вступать в новую жизнь. Старики тоже не особо страдали, они считали волю творца вознаграждением за праведность. Провести закат жизни в тишине и покое – что может быть прекраснее? Моро повезло меньше, Музы позвали его в самом расцвете. Как и все кетмены, Илл Гесмо знали о риске, поэтому третий сын не претендовал на будущее братьев и сестер. Однако до восемнадцати лет он был совершенно свободен. Свободен жить, учиться, мечтать. Свободен любить! Его избранница, Овиэн Кри Варто, была дочерью элтебера, чем сразу же отсекала Моро от родового древа – их потомки не могли претендовать на ханство. Влюбленного юношу это лишь радовало, он никогда не мечтал носить титул тэгина.

Впрочем, как и приставку «Муз» к своему имени.

К счастью, Моро не успел создать семью. Овиэн осталась свободна, решение храмовников не сломало ей жизнь. Постепенно она оправится от потери, найдет нового жениха. Возможно и нелюбимого, но уж точно не третьего в роду. Этот мужчина будет принадлежать только ей, его не придется делить с Музерату.

Подобные мысли истязали больнее всего, потому что Моро в Музерату не верил. Он добросовестно исполнял положенные обряды – сын хана должен быть примером для своих подданных! Но ни очередность рождения, ни высокое положение не наполнили его душу чем-то возвышенным, волнующим, тайным. О чем так трепетно шептались Музы, ради чего они покрывали свои тела татуировками, с головы до пят. Моро сказал об этом прямо, но ему не поверили. Третий сын так не может. Не должен.

– Убей его, Реано! Он принесет нам беду!

– Повтори, зачем ты здесь?

– Я следовал в порт Кельво, чтобы отплыть в Узерхау, – без утайки пояснил белый.

– Зачем?

– За свободой.

Реано во всем отличался от собеседника. Его кожа была насыщенно-серой, как туча перед грозой. Сейчас он владел положением и вершил судьбу. Но главное, Реано отчетливо знал, зачем живет, для чего создан. Единственное, чего он не знал – как поступить с пленником.

– Узерхау – ледяная темница, – возразил Реано. – В темнице свободы

– Моя заключена там.

Годом раньше Музы ему не поверили. Не поверили в искренность. Третий сын не смел противиться! Но Моро посмел. Он лишился всего и больше не чувствовал страха. Сопротивлялся. Возражал. Тогда Музы уступили. Моро не верил, что такое возможно – он противился намеренно, нарочно искал самый быстрый конец. И никак не ожидал, что победит. Победа имела свою цену: ему предложили сделку. Моро согласился сразу, несмотря на условия. Это был первый шаг к желанной свободе.

– Там нет ничего, кроме льда, дыма и мук, – заметил Реано.

– И нашего бога.

– Ты очередной сумасшедший, который решил его освободить?

– Нет, – покачал головой Моро, – но он может освободить меня.

– Если только разверзнет недра и сразит нас своим дыханием! – рассмеялся Реано. Остальные охотники его поддержали: Музов, даже чистокожих, не любил никто. – Но эти путы вязал я – Музерату придется потрудится!

– Меня удерживают не эти веревки, охотник, – грустно усмехнулся Моро. – Я – третий сын, мои путы гораздо надежнее. Но старший Муз убеждал, что их можно разорвать. Я вынужден ему верить, иначе лучше не жить.

– Лучше или нет, сейчас решаешь не ты, – нахмурился Реано. – Вокруг этого дерева два десятка охотников, и только я еще сомневаюсь. Смекаешь?

– Я знаю, что вы ненавидите храм. Что считаете Музов отродьями. Я тоже их ненавижу. Ненавижу по праву рождения, хотя и не должен. Мы можем помочь друг другу.

– Помочь? – Реано не верил своим ушам. – Сейчас мы решаем твою судьбу, истиннородный! И я все больше доверяю чутью своры.

– Убей меня и не добьешься ничего. Даже удовольствия не получишь, я не стану просить пощады. Для меня это просто один из выходов, причем не самый дурной.

– Или?

– Идите со мной, и мы добьемся большего. Накажем Музов. Вернем вашего бога.

– Наш бог всегда с нами, белокожий.

– Только в ваших молитвах. А я покажу, как он выглядит.

Земля Узерхау состояла изо льда, камня и дыма. Во всяком случае, снаружи. Кетменские легенды рассказывали о живописном крае, который еще в древности поглотил вечный холод. Плодородная почва укрылась ледяным панцирем, его толщина оказалась непреодолимой. Лед здесь был повсюду. Только на юге, у самого побережья, ветра и приливы обнажили узкую полосу камня. Город Мизерато тоже был каменным, мрачным и одиноким. Большая его часть скрывалась под землей, в бездонных шахтах – на поверхности возвышались лишь крепостные башни. Все пространство за их стенами занимали склады с провизией, ее подвозили морем. Ниже располагались гигантские угольные хранилища. Углем питались бесчисленные подземные печи, трубы которых выходили наверх черными клиньями. Печи горели беспрерывно: когда одна разрушалась, разжигали новую – и так все дальше и дальше, глубже и глубже. Стены и башни Мизерато устилал непроглядный черный полог, к его удушью невозможно было привыкнуть. От копоти чернел сам ледник, будто опаленный муками бесправных тружеников. Жизнь любого каула – преступника и раба – была короткой, но в шахтах Узерхау она исчислялась месяцами. Самые крепкие могли продержаться несколько лет, пока окончательно не теряли разум. Впрочем, разум здесь можно было утратить не только в шахтах.

Когда мизериты его окружили, Моро решил покончить с собой. Он был уверен в собственном мужестве, но прогадал – в последний момент рука дрогнула. Ночных охотников рядом уже не было, их пленили или перебили. Моро и сам мечтал о легком конце, но все-таки струсил. Поэтому вновь попал в плен: дважды за месяц, второй раз в жизни.

На этот раз путы были удобнее, а дознаватель – красивее. Кетменка тоже принадлежала к истиннородным. Идеальную белизну ее кожи расчертили ритуальные узоры, черные линии ярко выделялись на бледном холсте. Моро знал, что они покрывают все тело, но кетменка была в непроницаемом плаще – на виду остались только лицо и ладони. Угольные волосы, роскошные от природы, ниспадали за плечи от самого темени. До него голова была гладко выбрита и расписана, это делало лоб неестественно высоким. Тонкие черты лица и крупные глаза подчеркивали чистоту крови. Сословное равенство тревожило пленника. Он подозревал, что на сей раз договориться не получится.