Третья дорога
Шрифт:
А из школы опять возвращалась одна.
Она пересекла школьный двор и вдруг увидела Бориса Сазонова. Он стоял возле калитки, прислонившись спиной к ограде, и помахивал портфелем. Легонько так помахивал — вправо, влево — и даже не смотрел в ее сторону, но Таня сразу поняла, что он видит ее и ждет. Она хотела было вернуться назад в школу, но было уже поздно. Борис шагнул ей навстречу и поманил пальцем:
— Иди, иди, ты же смелая…
Он улыбался, показывая ровные зубы.
Таня попятилась, и тогда Борис быстро подскочил к ней и, размахнувшись, ударил по щеке.
Таня
Сазонов ударил ее еще раз и еще — по рукам, по лицу, но тут из дверей школы выскочила нянечка и закричала:
— Ах, ты, хулиган этакий, балбес здоровый, чего к девочке привязался? А ну-ка убирайся отсюда, пока к директору не свела!
Сазонов убежал, а Таня, плача, всхлипывая, размазывая слезы, пошла домой.
Так она появилась перед матерью, заплаканная, с распухшим носом и багровой щекой.
— Господи! — сказала мама. — Что это с тобой? Кто это тебя? Да говори же! — закричала она.
А Таня, продолжая всхлипывать, рассказала о вчерашнем происшествии в химическом кабинете, и о разговоре с Зинаидой Марковной, и о собрании, и о Сазонове…
— Ну вот видишь, я же тебе говорила, никогда не связывайся с хулиганами. Им же ничего не стоит искалечить человека. Они не посмотрят, что перед ними девочка. Я тебе столько раз говорила: не связывайся…
— Да-а… Не связы-ва-айся…
— И учителя тоже хороши. Сами не могут справиться с хулиганами, так детей используют. Куда это годится? Я сейчас же пойду к директору, я потребую…
И мама, даже мама, говорила совсем не то. Все словно сговорились, словно нарочно делают вид, что ничего не понимают…
— Нет, мама, не надо. Только не ходи в школу. Я не хочу…
— Нет, я пойду. Это нельзя так оставлять!
Она уже стояла в коридоре, такая решительная, уже надевала пальто.
— Мама, — сказала Таня, перестав всхлипывать, — если ты сейчас пойдешь, я… я… не знаю, что сделаю… Я больше никогда не приду в школу…
— Таня, как ты разговариваешь с матерью?
— Да, да не приду! Слышишь?
Мама покачала головой и сняла пальто.
— Ладно, — сказала она уже спокойно, — я вижу, ты сегодня изнервничалась. Отдохни. Успокойся. Ну, хорошо, хорошо, никуда я не пойду…
…Неизвестно откуда, может быть, от нянечки, а может быть, еще от кого, но в классе узнали, что Сазонов избил Таню. На следующий день, на первой перемене, Федосеев подошел к парте, за которой сидели братья Сазоновы, и сказал:
— Слышите, вы! Если кто-нибудь из вас еще тронет Соловьеву, будет иметь дело со мной!
Он стоял перед братьями вполоборота, худенький, угловатый, вздернув правое плечо, словно уже приготовившись к драке.
— Силач бамбула — поднимает два стула! — сказали братья. — Когда злой бываю — семерых убиваю! Ха-ха-ха!
— Ладно, посмотрим, — сказал Генка. И, проходя мимо Тани, буркнул: — А ты тоже не воображай много, ябеда.
— Больно нужно! — фыркнула Таня.
Прошло еще два дня, и вся история с разбитой колбой стала забываться. Только еще раз напомнил о ней классный руководитель, учитель географии Семен Борисович Лондон, по прозвищу «Берлин», когда вернулся в школу после болезни. Придя в класс, он недовольно пошевелил мохнатыми седыми бровями и сказал:
— Так, так… Значит, уже успели без меня прославиться? Ну что ж, если вас интересует мое мнение, то я считаю, что Сазоновы в данном случае вели себя просто возмутительно. Но и Соловьевой, по-моему, медаль за отвагу выдавать еще рано. Согласны со мной?
— Согласны! — закричали ребята.
— А ты, Соловьева, согласна?
Таня молча кивнула.
Глава 6
В этот день дежурной была Инга Макарова. На большой перемене девочки выгнали в коридор мальчишек и заперлись в классе. Инга показывала, как танцуют твист.
Она умела танцевать все танцы, эта Инга, она лучше всех в классе крутила хула-хуп. Казалось, она стоит неподвижно, а обруч сам летает вокруг нее, словно привязанный. Жаль, что за хула-хуп не ставили отметок, а то Инга по всем предметам не выползала из троек.
— Ну что ж, — говорила она, — если у меня такие ограниченные способности, не могу же я надрываться. Вон у нас в квартире соседка два института окончила, а потом туберкулезом заболела. Подумаешь — радость!
Еще Инга собирала фотографии известных киноартистов. Правда, в классе многие девочки увлекались этим, но ни у кого не было такой богатой, такой разнообразной, такой великолепной коллекции, как у Инги. И все новые модные песенки, и новые танцы она всегда узнавала самая первая.
Девочки оттащили учительский стол к окну и, усевшись кто на столе, кто на партах, следили за каждым движением Инги. Время от времени в дверь барабанили мальчишки — им, конечно, не терпелось посмотреть, что делается в классе.
— Не ваше дело! Секрет! Много знать будете — скоро состаритесь! — весело визжали в ответ девочки.
Им очень нравилось позлить мальчишек. А то вечно твердят, что девчонки — любопытные, а сами теперь небось изнывают в коридоре от любопытства.
Вдруг кто-то застучал особенно сильно. Швабра, просунутая, как засов, в дверную ручку, запрыгала и накренилась — вот-вот выпадет.
— Эй, открывайте! Важное сообщение! — Это был голос Генки Федосеева.
— Так тебе и поверили!
— Смотри, какой умный!
— Да не обращайте, девочки, внимания…
— Открывайте же! Слышите! Честно говорю!
В этот момент зазвенел звонок, пришлось быстренько передвинуть учительский стол на место и открыть дверь.
Мальчишки ворвались в класс, подозрительно оглядываясь по сторонам, стараясь догадаться, что же здесь происходило.
Но девочки уже как ни в чем не бывало мирно сидели за своими партами.