Третья половина жизни
Шрифт:
Творческое объединение получило название «Контур». Договорились, что его возглавит режиссёр Игорь Шадхан, окончивший Ленинградский институт театра, музыки и кино. Худощавый, с внушительным лысеющим черепом и крупным носом, не оставляющим никаких сомнений в его семитском происхождении, он фонтанировал новыми идеями. До Норильска Шадхан успел поработать на телестудии в Воркуте, был уволен после конфликта с горкомом партии, но энтузиазма не утратил. В «Контур» вошли режиссёр Инна Назарова, молодая привлекательная женщина с экономическим образованием и тонким художественным вкусом, журналисты Валентин Вагунин и Паша Волчков, киновед Светлана Богданова,
Первая передача «Контура» ничем не напоминала то, к чему норильские зрители привыкли. Она называлась «По норильскому времени. Субботняя программа для всех» и была посвящена тому, что произошло в городе за неделю. От важного, в производстве и экономике, до событий в культурной жизни. В павильоне собрали людей, причастных к этим событиям. Их было человек пятнадцать. Каждому давали по две-три минуты. Выступления перебивались заранее снятыми кинокадрами. Сюжеты следовали один за другим без перерыва. Вёл передачу Леонтьев. За час с небольшим он вымотался так, словно разгрузил вагон с цементом. Технические службы были не готовы к такому ритму, не обошлось без мелких накладок. Но в целом первый опыт был признан успешным. На летучке, которая проходила по понедельникам, программу оценили как лучшую за неделю.
Во вторник Леонтьев поехал в прокуратуру. Егоров встретил его словами:
– Интересную передачу вы сделали. Смотрел не отрываясь. Одно плохо: нет даже минутки, чтобы пойти на кухню за чаем.
– На это и был расчёт, – ответил Леонтьев. – Я к вам вот по какому делу. Игоря Хазанова помните?
Следователь нахмурился.
– Помню. И о его деле знаю. А вы откуда знаете?
– Ко мне приходила Ольга, его жена. Рассказала, что его посадили и шьют статью за антисоветчину. Но вы-то понимаете, что никакой он не антисоветчик.
– Я-то понимаю, – проговорил Егоров. – Но дело ведёт КГБ. На них не надавишь, народ дисциплинированный. Приказ получен, приказ будет выполнен.
– Но обвинителем на суде выступит прокурор?
– Да, прокурор.
– Он мечтает о лаврах Вышинского?
– При чём тут Вышинский?
– При том. Он прославился тем, что был обвинителем на московских процессах 30-х годов, времён Ягоды и Ежова. Конечно, суд над «чёрными адвокатами» не московский процесс, но это первый политический процесс в Норильске. Ему хочется этим прославиться? А это неизбежно. Про него будут говорить: а, этот тот, при котором судили антисоветчиков.
– Понял, – кивнул Егоров и взял телефонную трубку. – Вячеслав Николаевич, тут у меня Леонтьев… Да, с телевидения. Он интересуется делом «чёрных адвокатов». Можно к вам зайти?.. Пойдёмте, Валерий, он ждёт. Намекните ему на Вышинского.
Намекать не пришлось. По хмурости на узком загорелом лице прокурора Леонтьев понял, что Ганшин прекрасно понимает, как это дело может отразиться на его репутации.
– Мне передали… э-э… обвинительное заключение, – сказал он и поправил очки в тонкой золоченой оправе. – Почему вас это дело заинтересовало?
– По нему проходит геолог Хазанов, – объяснил Леонтьев. – Мы с Николаем Тихоновичем его хорошо знаем. Он не антисоветчик. Он всего лишь требовал возобновить разведочное бурение на Имангде. У него были для этого основания. Я не могу об этом судить, но начальник экспедиции Шубин согласился выступить в его защиту на суде.
– Но он писал жалобы за других, – возразил Ганшин. – В деле есть их показания.
– Не верю, что он мог написать в ООН «Варвары ХХ века». Жалобы написаны его рукой?
– Нет.
– Значит, переписывали авторы жалоб? Они могли добавить что угодно. Хазанов за это ответственности не несёт.
– Чего вы добиваетесь?
– Чтобы Хазанова вывели из процесса и сняли с него все обвинения.
– Я могу утвердить обвинительное… э-э… заключение или вернуть дело на доследование. Но это не решает проблемы. Проблема не в том, четыре человека пойдут под суд или три. Важно, что суд состоится. И это ставит меня в очень… э-э… затруднительное положение. Меня уже спрашивали, как мне понравится роль обвинителя на первом политическом процессе в Норильске.
– Кто спрашивал? – полюбопытствовал Леонтьев.
– Владимир Иванович Венгеров. Он всегда в курсе всех настроений в городе. Нет, это не выход. Нужно искать другое решение.
– Оно есть?
– Да, есть.
– Какое?
– Вы об этом узнаете. В своё время. Я был не очень уверен, что его приму. Но теперь, когда это дело у всех на слуху, у меня нет выбора. Но вы должны мне помочь. Сможете устроить телепередачу об этом деле?
– Смогу. Дело важное для всего города.
– Сделайте это. И не тяните. Антисоветчиков заклеймить не стесняйтесь. Николай Тихонович познакомит вас с материалами дела и с обвинительным заключением, там много подходящих цитат. Очень важно, чтобы анонс об этой передаче появился в телепрограмме. Это, может быть… э-э… самое важное. Хорошо, что вы пришли. Это помогло мне принять решение.
– Какое решение он принял? – спросил Леонтьев, когда они вышли из кабинета прокурора.
– Не знаю, – ответил Егоров. – Могу только догадываться. Но своими догадками с вами не поделюсь.
Через несколько дней позвонила Ольга. Леонтьев, как мог, успокоил её. Кое-что сделано, есть надежда, что всё обойдётся. Но что сделано, сказать не мог, потому что не знал и сам. Ещё через неделю передача была подготовлена. Она называлась «Под маской борцов за правду». Так же был озаглавлен анонс для информационного бюллетеня телепрограмм. Леонтьев позвонил прокурору:
– Анонс готов. Хотите посмотреть текст?
– Да, подвозите.
Исправил он только одно место. Вместо слов, «обвиняемых по статье 70 УК РФСР за антисоветскую агитацию», вписал фразу: «обвиняемых в клевете в адрес руководителей комбината и города. Они выступят истцами в судебном заседании». И вновь Леонтьев не понял, как это изменение статьи может сказаться на судьбе Хазанова. Меньше дадут?
Телепрограмма на следующую неделю выходила по средам, чтобы зрители успели её изучить и выбрать передачи, которые хотят посмотреть. В четверг утром Леонтьева вызвал директор студии и приказал передачу «Под маской борцов за правду» с эфира снять. А на вопрос почему, раздраженно ответил: