Третья сила
Шрифт:
Каменев глубоко затянулся и выпустил к потолку тонкую струйку дыма.
– Вы должны понимать, Виктор Андреевич, – он придвинул к себе меню в черной папке из натуральной кожи и жестом подозвал официанта, – что случайных людей во власти нет, или почти нет. Слава богу, не в девяностые годы живем. За каждым чиновником, начиная с определенного уровня, стоят разные и всем известные силы. Поэтому, если вдруг обнаруживается сотрудник, внешне ни с кем не связанный, но в кресле сидящий крепко, он поневоле привлекает внимание. В последнее время таких уникумов появилось неожиданно много. Не на первых ролях, нет, в большинстве своем это помощники и заместители. Именно ими блокируются или саботируются некоторые решения правительства, игнорируются прямые распоряжения, нарушаются инструкции… Причем, следует заметить, весьма избирательно.
– Неизвестная группа? – высказал я свое предположение.
– Это первое, что пришло нам в голову, – кивнул Каменев. – Увы, подозрения не подтвердились. И знаете, что самое любопытное?
– Что же?
– То, что вся деструктивная деятельность этих чиновников так или иначе направлена против псионов. – Сергей Иванович прищурился и внимательно посмотрел на меня. – Понимаете, о чем я говорю?
– Хотите намекнуть, что все они связаны с «Защитниками человечества»? – как можно более нейтральным тоном поинтересовался я.
При упоминании «Защитников» Каменев непроизвольно поморщился, но быстро взял себя в руки.
– Нет, эту версию мы тоже исключили, – произнес он, с силой разминая окурок в пепельнице. – «Защитники» – слишком одиозная организация, чтобы открыто записать себя в ее члены. Можно навсегда испортить собственную репутацию. Никто из разумных людей в числе «Защитников» не состоит. Тем не менее они активно стараются испортить жизнь вашим коллегам, действуя по принципу «чем хуже, тем лучше». И если честно, я не понимаю зачем. Я не понимаю, кто или что за этим стоит. А я не люблю, когда я чего-то не понимаю.
За спиной Каменева безмолвной тенью возник официант, тот заказал у него еще одну порцию кофе, вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой.
– Некоторое время назад, – начал я, – Призрак планировал провести в Петербурге комплексную проверку мест скопления нелегальных мигрантов. Почему-то значительное число одержимых обнаруживается именно среди них. Подготовка шла полным ходом, однако в последний момент кто-то неожиданно вставил нам палки в колеса.
– Есть в трудинспекции некто Барин… – поморщившись, словно от зубной боли, произнес Каменев.
– Это кличка?
– Это фамилия. Барин, Шмарин… Много их там. Так вот, я бы на вашем месте переадресовал вопрос ему.
– Спасибо, – кивнул я.
– И еще… – Каменев пристально посмотрел мне в глаза. – После того как закончите здесь все дела… Я бы на вашем месте постарался вернуться в Питер первым же рейсом. Боюсь, то, что там сейчас происходит, может иметь последствия для всех нас. Серьезные последствия, Виктор Андреевич.
Судя по всему, ему я тоже мешаю.
Здание, в котором располагались помещения Гоструднадзора, являло собою яркий образец стиля ампир и помнило времена заката империи. Когда-то здесь, наверное, гремели балы и проводились приемы, возле широких гранитных ступеней останавливались богатые экипажи, а меж массивных колонн, подпиравших собою просторный балкон с балюстрадой, мелькали фраки, кринолины и слышался женский смех. Теперь же серый гранит потускнел и истерся, колонны почернели под слоем осевшей на них автомобильной копоти, а праздных гостей в сюртуках и вечерних платьях сменили затянутые в строгие костюмы молодые люди с кожаными портфелями и хмурыми, вечно озабоченными чем-то лицами.
Толкнув тяжелую дубовую дверь, я очутился в просторном холле с высоким куполообразным потолком. Сразу за стеклянной будкой охраны куда-то вверх вела парадная лестница – кое-где еще сохранились вмурованные в мрамор медные кольца, призванные удерживать на ступенях отсутствующую сейчас ковровую дорожку. Пожилой седовласый охранник, выполнявший здесь, по-видимому, исключительно декоративную функцию, был увлечен разгадыванием кроссворда и потому не удостоил меня даже взглядом. Что ж, это хорошо. Лишнее внимание мне сейчас как раз и не требуется.
Нужный мне двадцать восьмой кабинет отыскался на третьем этаже. В коридоре было немноголюдно: мимо проплыла полная дама, важно неся перед собою влажный пластиковый чайник и распространяя вокруг удушливые волны дешевой туалетной воды, да возле окна склонился над разложенными на подоконнике бумагами молодой мужчина. Я сосредоточился, стараясь отрешиться от окружающей меня действительности, стереть границы пространства, позволив сознанию беспрепятственно впитывать в себя струящиеся вокруг потоки энергии… В комнате, расположенной непосредственно за моей спиной, молоденькая женщина разговаривала по телефону, одновременно раскладывая карты на экране компьютера. Пасьянс не сходился. Вторая женщина что-то искала в пыльной папке, поминутно сверяясь с лежащим на столе списком. В комнате напротив сидел посетитель и терпеливо ждал, пока немолодая дама-инспектор исправит что-то в электронной базе. База сегодня тормозила, инспектору хотелось курить и совершенно не хотелось работать… И только за стеной двадцать восьмого кабинета ткань пространства будто бы сминалась, сквозь ее стройный рисунок проступало вязкое, темное пятно, скрадывающее детали. Там определенно кто-то сидел, но все попытки ощутить подробности тонули в этой густой, невидимой пелене. Любопытно, что бы это значило. Необычная обманка. На первый, да и на второй взгляд имитирует стандартный щит, созданный артефактом госслужащего, отличия видны лишь при тщательном изучении. Очень похоже на серьезную, комплексную защиту от ментального воздействия, только вот энергии на поддержание подобного щита должна тратиться уйма. Соорудить нечто схожее способен только профессионал высочайшего уровня, коих у нас раз-два – и обчелся. Тогда ради чего городить огород? Для того чтобы прикрыть от сканирования не самого высокопоставленного чиновника, прямо скажем, рядовой организации? Странно. Очень странно. Можно, конечно, щит обойти и попробовать считать мысли обитателя кабинета, но… Засады внутри нет, он один, провоцировать его на драку я не хочу. Лучше сначала поговорить. Коротким усилием воли я вернул себе привычное восприятие реальности и постучал в дверь.
– Евгений Аркадьевич?
Евгений Аркадьевич, носитель забавной фамилии Барин, оказался гораздо моложе, чем я изначально предполагал. По крайней мере, для первого заместителя главы Гострудинспекции он был вызывающе молод, солидности ему не придавала даже пробивавшаяся сквозь густые черные волосы благородная седина, окрашивавшая шевелюру в серебристо-пепельный оттенок. Я бегло оглядел кабинет, стараясь тем не менее зафиксировать в памяти как можно больше деталей. На стенах – панели из темного дерева, длинный стол буквой «Т» – видимо, иногда здесь проводятся совещания, триколор в углу и неизменный портрет президента над глубоким кожаным креслом. Ниже – почетные грамоты и благодарности в узких деревянных рамках. Шкаф с расставленными на полках разноцветными папками, сейф. На первый взгляд – никаких артефактов, способных создать столь мощное экранирующее поле. По крайней мере, источник этой странной силы среди окружающих предметов мне обнаружить не удалось.
– Проходите, – поднялся мне навстречу Евгений Аркадьевич. – А вы?..
– Коробов Виктор Андреевич, – представился я в ответ на его полувопрос-полуприветствие.
– И, если не секрет…
– Я из СБР, – вновь опередил я хозяина кабинета.
Представляться сотрудником Института исследований псионики я счел неразумным: ну не пользуется особым авторитетом среди «белых воротничков» контора Моисея Львовича. Точнее говоря, о ней мало кто знает. Так что будем считать, что я озвучил лишь часть правды, вернее, выдал ее слегка отредактированную версию.
– Присаживайтесь. – Евгений Аркадьевич жестом указал мне на ближайшее кресло и стал пристально разглядывать мое лицо.
Я тоже принялся в свою очередь внимательно изучать своего собеседника. Интересное строение черепа: черты лица грубоваты, скулы чуть вытянуты, что придает ему определенное сходство с хищным зверем вроде куницы или росомахи. Движения скупы, осторожны. Внешность в целом представительная, но чувствуется в нем что-то интуитивно настораживающее, отталкивающее. Неприятный человек.