Тревога
Шрифт:
– Сюда! – крикнула Наташа. – Ко мне!
Дикий, совершенно предсмертный вопль из грота был ей ответом.
Знаменитый француз сидел на корточках, забившись в угол между стенкой и каменной скамьей. Он левой рукой закрывал лицо, а правой отмахивался от Наташи. С большим трудом секретарь уговорил его выбраться наружу.
– Уф-ф! – сказал
Бомануара всей командой повели обратно в особняк, усадили в холле, и успевшая одеться горничная принесла коньяк. Наташа включила комп и вывела на монитор программу звукового перевода. Конечно, в списке вопросов подходящего не нашлось – автор программы не думал, что пользователи будут по ночам прыгать из окон и под вой сирены носиться по саду, теряя тапки. Наконец француз понял, чего от него хотят.
Русский голос, говоривший от его имени, был скрипуч и сварлив.
– Я не хотел спать! Я хотел читать Расин! Я читал монолог… – тут голос замолчал, программа напоролась на незнакомое слово и выдала его на всякой случай с французским прононсом: – Британикюс!
– Чего? – не понял Сидяков.
– О-о! Жан Расин! Трагеди! Британикюс! – заголосил секретарь, увидел, что никто ничего не понял, сорвался и убежал. Вернулся он через несколько секунд, неся двумя руками, как святыню, маленький красный томик с золотым обрезом. Сидяков открыл, ничего не понял и передал книгу Наташе.
– Это же пьесы… – пробормотала она и вдруг воскликнула: – Он что – среди ночи репетировал?..
Артист и секретарь заговорили наперебой, страстно и отчаянно. Потом секретарь стал гонять на мониторе списки слов и вопросов, комбинируя фразы, и вот что получилось.
– Я не мог спать! Я был вдохновение, вдохновляемый, вдохновитель. Я читал монолог Британикюс. Я слышал носом. Сперва немного аромат, голова кружилась. Дыхания нет. Совсем нет. Я не хотел умирать!..
Остальное
– Какого черта? – спросил Сидяков. – Неужели программа ароматерапии взбесилась?
Видя, что хозяин дома ничего не понял, Бомануар решил не рассказать, а сыграть этот печальный эпизод своей артистической жизни. Он схватил томик, открыл на нужной странице и заговорил, волнуясь все больше и больше, громыхая раскатами и струясь трелями царственного александрийского стиха. Уже и без перевода было ясно – француз сейчас влюблен и терзаем ужасными противоречиями, его душа рвется на клочки, его сердце пламенеет!
В холле отчетливо запахло чем-то приторным, запах делался все крепче… Причем вонь эта прекрасно была знакома Сидякову! Она оказывала успокоительное действие и применялась домом только дважды: один раз, когда Сидяков насмерть переругался с конкурентом и приехал ночевать в полуинфарктном состоянии, а другой – когда выяснилось, что бывшая жена подала-таки в суд, требуя половину имущества.
Сидяков отпихнул секретаря, решительно сел к компьютеру и блокировал ароматерапевтическую программу. Раз и навсегда!
– Хватит с меня чужого интеллекта! – рявкнул он. – Своего девать некуда!
– Саша, но ведь дом не виноват! Он просто хотел вылечить Бомануара от таланта… – потерянно сказала Наташа. – Саша, тут же все под тебя отрегулировано! А ты монологов из Расина не читаешь…
Говорят, Наташа уже не работает в Роскоминвестбанке. Говорят, уехала во Францию. Но то, что она влилась в ряды фан-клуба Ги, Луи, или как там его, Бомануара, – сущая ерунда. Просто она вышла замуж за секретаря и занимается связями знаменитого француза с общественностью. Особенно тщательно она относится к выбору гостиниц и частных домов, где Бомануару предстоит ночевать…