Трейдеры-миллионеры: Как переиграть профессионалов Уолл-стрит на их собственном поле
Шрифт:
26 000, тебе конец». [смеется]. Они следили за мной, как коршуны.
Если какой-то опцион оказывался слишком глубоко в деньгах, они любой ценой заставляли меня исполнить его. Я действовал им на нервы. Со временем это закончилось, поскольку за тот год я превратил 25 000 долларов в 250 000.
В: Большая часть этих 250 000 была сделана за счет скальпирования, или за счет сделок определенного направления?
О: Думаю, здесь были две основные составляющие. Вначале я ограничивался скальпированием, потому что мой капитал был невелик. Понятное дело, 25 000 не слишком большая ставка. Я подыскивал сделки спот, заключал арбитражные сделки или искал возможность для «бабочек». Иногда я открывал «бабочек» в расчете на кредиты, это все же лучше, чем ничего, и сцеплял некоторых из них. На каком-то этапе, когда апельсиновый сок поднялся до 1,60-1,70 доллара, я решил, что рынок перекуплен. Тогда, в 1990-е, мы вступили в декаду дефляции, и я подумал, что через какое-то время он обрушится и будет забыт, и начал открывать кое-какие позиции.
В: Вы стали открывать долгосрочные позиции по опционам пут?
О: Да.
В:
О: Я покупал путы и продавал коллы, создавая «воротники» или «ограды».
В: Используя базовые активы или без них?
О: Я хеджировал позиции базовым активом. Но лучше всего, если позиция взрывалась за счет страйков опционов пут, а я покупал путы и в известной степени шортил рынок. В принципе я хеджировал все, но оставлял небольшой допуск. Такая торговля нравилась мне потому, что в то время имели место колоссальные наклоны волатильности, уровень волатильности коллов был на 5-10 процентов выше, чем путов. Поэтому я выстраивал позиции с большим теоретическим преимуществом, предполагая, что, когда все это рухнет, я не стану хеджировать сделки в полном объеме. Я не собирался откупаться и выравнивать дельту так быстро, как полагалось, поскольку рынки обычно падают гораздо быстрее, чем растут, и я знал, что, хотя весь мир ведет игру на повышение, ситуация в целом изменилась, и прыжок рынка в пропасть — это лишь вопрос времени. На дворе были 1990-е, период дефляции, и я видел, как те, кто занимался золотом, прогорали каждый раз, когда рынок взлетал слишком высоко, и думал, что нечто подобное произойдет и с апельсиновым соком. Было несколько статей в газетах, вроде той, что Джимми Роджерс опубликовал в Barron’s однажды в уик-энд. Он писал, что рынок апельсинового сока может пошатнуться, поскольку в Бразилии подрастает несметное количество апельсиновых деревьев, или что-то в этом роде. И в конечном итоге так и случилось, вмешался рок, и апельсиновый сок рухнул.
В: Так значит, вы заработали 250 000. Вы остановились на этом или продолжали торговать апельсиновым соком?
О: Нет, я остался с ними и торговал там до 1997 года. Покинуть рынок меня заставила самая удачная сделка в моей жизни. Она тоже была по апельсиновому соку — в тот год внезапно грянули заморозки. Это был февраль 1996 года. Сезон заморозков миновал, судя по графикам, которые я видел, они обычно приходятся на декабрь и чаще всего случаются в сочельник. Но начался январь, а холода так и не наступили, на рынке ничего не происходило, и волатильность опционов стремительно падала, она снизилась с 40 процентов до 20, а я никогда не видел, чтобы опционы на апельсиновый сок имели волатильность 20 процентов. И я начал открывать бэкспреды, в то время как другие крушили опционы колл без денег на майские поставки. Они решили, что сезон холодов миновал, волатильность будет уменьшаться, апельсиновый сок никогда не вернется на уровень 1,30-1,50 доллара, — так прижмем тех, кто сделал ставку на майские коллы. И я стал покупать [эти коллы], а потом открывал на них бэкспреды. Я старался открывать бэкспреды с нулевыми затратами — я продавал опционы колл в деньгах и покупал опционы вне денег на все страйки, какие мне попадались, когда можно было купить два таких опциона и выйти в ноль по опционным премиям. Я думал, что, даже если рынок резко упадет, это будет не проблемой, поскольку такая позиция сработает и в этом случае, а уж если мы получим резкий выброс цены вверх в случае заморозков, коллы, которых было вдвое больше, сделают свое дело.
В: Она не сработала бы, лишь если бы цена не сдвинулась с места?
О: Да, или если бы начался медленный подъем. Тогда я бы влип. Но я проверял свой риск каждый день. По несколько раз в день я проигрывал разные сценарии, представляя, каковы будут масштабы моих проблем в наихудшем варианте и смогу ли я с ними смириться. А потом, помню, наступило воскресенье, и в Нью-Йорке повалил снег, да такой, какого я в жизни не видел. Сугробы фута на три, не меньше.
В: В каком месяце это было?
О: Февраль 1996 года. Я проснулся в понедельник утром и подумал, какая красота. Наступили холода, во Флориде ударили морозы, и я чув-
ствовал себя так, словно получил запоздалый рождественский подарок за то, что был хорошим мальчиком в прошлом году. Помню, в тот понедельник рынок был закрыт, то ли из-за снега, то ли из-за дня рождения Джорджа Вашингтона. Но когда я пришел на следующий день, ожидалось, что рынок откроется на 5 процентов вверх, и так и случилось. Он выстрелил на 5 процентов, а я играл на повышение. То же самое повторилось и на следующий день — ожидалось открытие на 5 процентов вверх, и он открылся на 5 процентов вверх, и на тот момент это был предел. И здесь я начал постепенно выходить из позиции. Вполне естественное стремление. Ты фиксируешь прибыль. Ты видишь деньги, которые тебе когда-нибудь наверняка захочется потратить [смеется]. Они поступали на счет, и концу дня у меня осталось немного длинных фьючерсов и немного длинных опционов, но я закрыл, наверное, 85 процентов своих позиций. Я положил деньги в кассу. Теперь все это уже показывали по телевизору. Один мой друг, с которым я не общался некоторое время, позвонил мне и сказал: «Инди, ты ведь торгуешь апельсинами? Я видел на канале CNBC апельсин с сосульками. Ты воспользовался этим?» Я сказал: «Да, я сделал все, что нужно, не беспокойся, я поймал этот рывок». Наступил третий день. Под данным премаркета, рынок должен был открыться на 3 процента вверх, и это показалось мне странным. «Погодите, — подумал я, — это всё уже показывают по CNBC, все уже видели апельсины с сосульками. Все мои друзья звонили мне, чтобы рассказать об этом, но рынок открылся всего на 1,5 процента вверх. Что-то тут не так». Не знаю, было ли это профессиональное чутье трейдера или тревога при игре на повышение. Что-то должно было произойти, и, как я уже сказал, я успел выйти из большей части своих позиций. Я закрыл сколько мог, а теперь рынок почти не вырос. Я стоял на площадке и пребывал в полной растерянности. Это было совсем не похоже на то, что происходило в предыдущие два дня. И внезапно я увидел нечто вроде сна наяву. На меня словно снизошло озарение.
он звонит в Нью-Йорк своим брокерам и говорит: «Прикройте эту лавочку, продавайте, шортите!» На самом деле я просто представил, что делают в такой ситуации умные деньги. «Продавайте к чертовой матери!» Я понял, что такие, как он, будут продавать, и я должен воспользоваться этим, ведь я только что провернул на этом рынке такую удачную сделку. Если я только что заработал какие-то деньги и чувствую, что я по-прежнему в согласии с рынком, — я всегда жму на газ. Будь я футбольным тренером школьной команды в Америке, я бы вселял ужас — если бы моя команда вела 90 : 0 к большому перерыву, то я бы придумал, как уничтожить противника со счетом 300 : 0 к концу матча. Я решил, что вместе со своим воображаемым другом с Юга с помощью фьючерсов и опционов возьму от продажи этого рынка все возможное. В сущности, этот тип был всего лишь призраком, но я хотел торговать с ним на пару. И я начал продавать и открыл столько позиций по фьючерсам и опционам, чтобы потерять немногим более 40 процентов сделанного за последние пару дней, если рынок все же пойдет вверх и мне придется отдать своему брокеру по фьючерсам на апельсиновый сок стоп-приказ и уйти с рынка. Я решил, что не буду предпринимать ничего, пока рынок не остановится или не начнет падать, и несколько минут спустя рынок перестал двигаться, и я дал себе волю и продал столько фьючерсов и опционов, сколько смог. Я играл на понижение как безумный — если бы рынок подскочил, я бы потерял 40 процентов средств, заработанных за последние три дня. Через 30-40 минут после того, как я открыл позицию, рынок упал на 6 процентов, а спустя еще два-три дня — еще на 4 или 5 процентов, то есть процентов на 10 с того уровня, где я начал продажи. Я сорвал еще один куш: сначала я поймал рывок вверх, а теперь падение и несколько дней спустя я решил, что, раз уж я заработал такую кучу денег, возьму отпуск до конца года. Мне не хотелось превратиться в крысу на беговой дорожке, влекомую кусочком сыра, которая мчится вперед, пока не сдохнет. Я сказал себе: «Отдохни, расслабься, пошатайся по нью-йоркским клубам, — зачем тебе новые миллионы?» И я решил: хорошо, я прекращаю эту гонку, — я свернул свои позиции и где-то в марте или апреле ушел из операционного зала навсегда.
В: Легко ли вам далось решение оставить рынок? Как вы смогли удержаться от трейдинга в дальнейшем?
О: Нет! У меня и в мыслях не было уходить надолго. Я думал, что передохну полгода или больше, развлекусь в Нью-Йорке, похожу по клубам с приятелями, повидаюсь со школьными друзьями и друзьями по университету, буду кататься на лыжах каждый уик-энд и вернусь назад на следующий год. Для меня это было просто передышкой. Я мог устроить себе такие каникулы. Кто может позволить себе подобное? Мне было около тридцати, и я хотел насладиться ночной жизнью Нью-Йорка, может быть, отправиться в круиз, поваляться на пляже, заняться всем, о чем я мечтал целый год, а потом снова серьезно взяться за дело. Но через три месяца такой разгульной жизни ты обнаруживаешь, что все твои университетские друзья переженились, у них есть дети, и они не могут развлекаться каждый вечер. С утра им нужно идти на работу, они встают в пять утра и едут из Нью-Джерси на работу в Нью-Йорк. Впрочем, такая жизнь довольно быстро приедается и тебе. Именно тогда родилась идея с развивающимся рынком. Несколько лет назад я был на свадьбе своего хорошего друга. Я взглянул на рынки его страны и подумал, что когда-нибудь вернусь сюда и буду торговать на местных товарных биржах, а потом забыл об этом. Я подумал, почему бы мне не основать свое дело, вместо того чтобы тратить время попусту. И хотя скорее всего это закончится провалом, потому что 90 процентов молодых компаний разоряются, я съезжу туда, где живет мой старый друг, отдохну и развлекусь. Повидаюсь с ним и начну новое дело.
В: В каком году это было?
О: В 1997-м.
В: Каким бизнесом вы решили заняться?
О: Я стал торговать товарными опционами на фьючерсной бирже развивающегося рынка. В то время они еще не работали с ними, но спустя несколько месяцев я убедил их включить этот инструмент в биржевой список, и первый год был очень нелегким. Я торговал примерно с июня по декабрь 1997 года. В середине был небольшой перерыв — я уехал туда на три месяца, заскучал по дому, вернулся назад на месяц-два, а потом отправился туда вновь. Думаю, за это время я заработал около 24 000 долларов.
В: Все это вы сделали в одиночку?
О: Да. Я поступил там на работу в брокерскую фирму, а затем биржа решила внести товарные опционы в список, и никто не знал, что с ними делать. Мне сказали: «Послушай, если кто-то вздумает купить их, за тобой предложение о продаже; если кто-то выставит предложение о продаже, твое дело купить». И я спросил, накладываются ли на меня какие-то ограничения, как далеко я могу зайти с опционами, и они ответили, делай все что хочешь. Мы просто хотим видеть рынок, на котором есть продавцы и покупатели. Мы не хотим, чтобы кто-то размещал ордер и он повисал в воздухе. Я сказал, хорошо, я беру это на себя.
В: Какими товарами они торговали?
О: Сельскохозяйственными. Они торговали кукурузой. Для них это главный пищевой продукт, который используется и для откорма скота. Кроме того, пшеницей, семенем подсолнечника и соевыми бобами.
В: Вы работали в торговом зале биржи?
О: Нет, это была электронная торговля, и в этом был некий парадокс. Я прибыл туда из Нью-Йорка, финансовой столицы мира, где сделки заключались с помощью крика, в торговом зале брызгали слюной и тыкали друг друга карандашами, а теперь оказался в стране третьего мира, где вся торговля велась в электронном виде. Это было ужасно странно.