Три билета до Эдвенчер. Путь кенгуренка.
Шрифт:
Покончив с тейю, мы вновь принялись ловить амейв с помощью петли. Пришлось затратить огромное терпение и пережить не одно разочарование, прежде чем нам удалось поймать шесть экземпляров этих милых тварей. Они были ярко раскрашены в травянисто-зеленый, желтый и черный цвета и, казалось, тепло светились наподобие полированных резных изделий из дерева. Обращаться с ними надо с крайней осторожностью: при малейшей неловкости они сбрасывают свои красивые длинные хвосты. Надежно запрятав ящериц в мешки, мы отправились в обратный путь. Пора было обедать, а заодно хотелось и посмотреть, не объявился ли наш бравый зверолов мистер Кордаи.
Бравого охотника нигде не было видно, зато на лестничке
— Что там у вас? — спросил я, с надеждой взирая на мешок.
— Кумуди, хозяин, — осклабившись, ответил индеец, — большая водяная кумуди.
— Что такое водяная кумуди? — спросил я у Айвена, когда он вышел из кухни.
— Это такая большая змея вроде удава, сэр, только живет в воде.
Я подошел к мешку и приподнял его. Он был довольно увесист, и, когда я его тронул, изнутри раздалось громкое сердитое шипение. Я развязал мешок и заглянул внутрь: там в глубине, свернувшись кольцами, лежала большая блестящая анаконда, водяная змея-удав, о которой создано столько волнующих (но, по-видимому, не соответствующих истине) легенд.
— Глянь-ка, Боб, — сказал я, наивно полагая, что он разделит мое удовольствие от нового приобретения. — Это анаконда, и, похоже, очень недурной экземпляр.
— Гм... — без особого энтузиазма отозвался Боб. — Я бы на твоем месте завязал мешок.
Гвианские охотники почему-то предпочитают, чтобы пойманных ими удавов и анаконд оплачивали пофутно, а для этого требуется извлечь змею из мешка и измерить ее длину, в каком бы настроении она ни была. Анаконда, которую мне принесли, была в очень плохом настроении. Лишь впоследствии я узнал, что они редко когда бывают в каком-либо другом, так что в полном неведении относительно этой их дурной наклонности и привыкнув обращаться с более покладистыми африканскими питонами я запросто сунул руку в мешок и хотел схватить змею за шею. Она сделала в мою сторону злобный выпад, но, к счастью, промахнулась. Айвен, индеец и Боб смотрели на меня как на сумасшедшего.
— Осторожнее, сэр, это очень злая змея, — сказал Айвен.
— Она вас укусит, хозяин! — вскрикнул индеец.
— И ты получишь заражение крови, — заключил Боб. Но эти предостережения были мне уже ни к чему: со второй попытки я схватил змею за шею и вытащил из мешка. Она шипела и извивалась. Индеец измерил ее, она оказалась пяти футов шести дюймов длиной — рост для анаконды весьма скромный. Известны экземпляры, достигавшие в длину двадцати пяти футов. Заплатив индейцу требуемую сумму, мы с Бобом не без возни запихнули змею в один из плотных мешков, припасенных специально для этой цели. Затем я вылил на мешок пару ведер воды и отнес его в комнату, где хранился наш улов.
Немного погодя я отправился за гвоздями в единственный в Эдвенчер магазин, а вернувшись, был страшно заинтригован, увидев Боба в необычной позе на лестничке в кухню: он стоял на верхней ступеньке, судорожно сжимая в руке древесный сук, — ни дать ни взять Горациус на мосту. Где-то в доме Айвен подвывал и что-то бормотал себе под нос.
— Что тут происходит? — бодро спросил я. Боб бросил на меня затравленный взгляд.
— Твоя анаконда сбежала, — сказал он.
— Сбежала? Каким образом?
— Не знаю каким, но сбежала. Обосновалась в кухне. Похоже, ей там нравится.
Я поднялся по лестнице и заглянул в кухню: анаконда лежала свернувшись возле печки, на полу валялась перевернутая кастрюля — свидетельство поспешного бегства Айвена. При виде меня змея со злобным шипением метнулась в мою сторону, но безрезультатно, поскольку нас разделяли добрых шесть футов. Айвен, как обычно, с обеспокоенным выражением на лице просунулся в дверь жилой комнаты.
— Как мы ее поймаем, сэр? — спросил он. Змея с шипением повернулась к нему, и он моментально исчез.
— Надо прижать ее к полу, — сказал я, как мне казалось, очень авторитетным тоном.
— А ты видишь, в каком она настроении? — спросил Боб. — Вот ты и входи да и прижимай. А я буду прикрывать тебя с тыла.
Поняв, что ни Боб, ни Айвен ни за какие коврижки не войдут на кухню вместе со мной, я был вынужден действовать всецело на свой страх и риск. Вооружившись мешком и длинным шестом с развилкой, я выставил перед собой мешок и двинулся на змею, словно тореадор на быка. Анаконда собралась в тугой, дрожащий от напряжения узел и бросилась на мешок, а я заплясал вокруг, пытаясь прижать ее к полу. Мне-таки удалось поймать момент, когда ее голова была неподвижна, и я довольно удачно ткнул в нее своей вилкой, но змея раздраженно отшвырнула шест и быстро поползла к двери, шипя, словно газовая горелка. Когда Боб увидел, что змея ползет прямо на него, он невольно отступил назад, совсем забыв про лестницу, и с грохотом исчез из моего поля зрения. Анаконда последовала за ним. Когда я подбежал к двери, Боб сидел в луже перед лестницей, змеи нигде не было видно.
— Куда она делась? Боб медленно встал на ноги.
— Не могу сказать, — ответил он. — Меня больше интересует, не сломал ли я себе шею, чем следить за тем, куда скрылся твой «экземпляр».
Мы облазили весь участок вокруг дома и под домом — змеи и след простыл. Оказалось, что убежала она, расширив небольшую дырку в уголке мешка. Надо полагать, вначале дырка была совсем небольшой, теперь же мешок не имел дна, зато имел две горловины. За чаем я долго и горько жаловался по поводу утраты столь великолепного экземпляра.
— Ничего, — утешал меня Боб. — Я уверен, сегодня ночью она объявится в гамаке у Айвена и уж он-то не даст ей удрать.
Айвен промолчал, но на лице у него было написано, что он вовсе не жаждет застать анаконду у себя в гамаке.
Наше чаепитие было прервано появлением коротенького, толстенького и чрезвычайно застенчивого китайца с какой-то большой нелепого вида птицей под мышкой. Птица была размерами с домашнего индюка и облачена в строгий траурный наряд, если не считать нескольких белых перьев на крыльях. На голове у нее был курчавый гребешок, очень похожий на встрепанный ветром хохолок. Клюв был короткий и толстый, у основания и вокруг ноздрей покрытый вздутой восковиной. И клюв, и массивные, как у цыпленка, ноги были канареечно-желтого цвета. Птица глядела на нас большими, темными, задушевными глазами, в которых стояло какое-то сумасшедшее выражение.
Это был гокко. Поторговавшись с китайцем, я купил его, и владелец птицы положил ее на пол. С минуту она лежала не двигаясь, моргая глазами и издавая тоненькое жалобное «пит-пит-пит» — звук, никак не вязавшийся ни с ее внешностью, ни с размерами. Я нагнулся и почесал ей голову. Птица немедленно закрыла глаза, распласталась на полу и, сладострастно подрагивая крыльями, принялась гортанно курлыкать. Как только я перестал ее почесывать, она открыла глаза и воззрилась на меня с изумлением, обиженно и вместе с тем умоляюще питпитпиткая. Уразумев, что я не собираюсь просидеть возле нее весь день в качестве массажиста, она грузно поднялась и двинулась к моим ногам, не прекращая своего смехотворного питпитпитканья. Медленно и коварно подобралась она ко мне, устроилась на моих ногах, закрыла глаза и закурлыкала с новой силой. Нам с Бобом еще не доводилось видеть такой кроткой, глупой и дружелюбной птицы, и мы немедленно окрестили ее Кутбертом. Это имя как нельзя больше подходило к ее сентиментальной натуре.