Три Царя
Шрифт:
— Ты хотел рассказать, почему ты меня позвал.
— Ах, да! — щелкнув пальцами, ответил тот. — Вот ты сборщик, так?
— Так.
— Прокаженный, так?
— Так, — всё еще ровным голосом подтвердил Балдур.
— То бишь, как создание, обладающее разумом, ты не можешь ощущать дар наших богов, коим именуют дух. Ко всему другому, как прокаженный ты стоишь в социальной лестнице общества ниже древолюдов и камнеступов
Яруша замолчал, внимательно наблюдая за реакцией человека. Сырник, дожевав кусок мяса, бесцеремонно потянулся к остальным закускам, за что получил обидный шлепок по маленьким черным лапкам.
—
— Что-то твои рассуждения пошли не в ту сторону, так в чём твой вопрос, благородный, Яруша, — с небольшим нажимом, холодно спросил Балдур.
— Так вот, другие, когда слышат такие слова, рассказы о настоящей натуре прокаженных в свой адрес, испытывают стыдливость или праведный, хоть и глупый гнев. Тебя, с другой стороны, кажется, это совершенно не волнует, а я знаю, что игрок в карты из тебя никакой.
Балдур внимательно слушал своего собеседника, не обращая внимания на бурчание Сырника. Стервятник краем глаза заметил, как маленький аури пренебрежительно смотрит на мерединца, слегка сузив глаза.
— Я отвечу твоими словами, — холодно произнес сборщик. — Какая разница как меня кличут? Повезло мне уродиться прокаженным. С первого вздоха, коим я обматерил свою позицию недовольства свой бывший дом, я не чувствую дух. Меня всю жизнь называют прокаженным, ублюдком, созданием без души. Стул есть стул, Многоликий, ты можешь оббить его кожей, набить овечьей шерстью и вышить изображение Великой Матери Земли, однако предназначение у этого предмета останется тем же — нюхать наши задницы. Я родился прокаженным, и не вижу смысла каждый раз хвататься за пузырёк с экстрактом сон-травы, чтобы успокоить нервы.
— Не совсем мои слова, но я рад, что ты именно так сказал, выпьем?
— Выпьем.
Они выпили.
Оживленная коллегия начала больше напоминать тесный бар во время очередной акции для любителей дармовщины. Посетителей становилось всё больше, а крики превращались в вопли пьяного угара. Не совсем та атмосфера, которую любил человек, поэтому он решил, что действительно уж слишком задержался под влиянием речей Яруши.
— Мы выпили, исполнили танец, а теперь давай к делу. Адмантур и в правду может скоро вернуться, а у меня нет даже малейшего желания вести беседы с еще одним любителем эгоцентрики и высокомерия. Так что тебе от меня надо, Яруша?
Меридинец допил своё пенное, и его взгляд резко изменился. Из веселого, надменного и насмешливого мужчины, он обрел совершенно каменный лик, даже Сырник перестал грызть мясо и внимательно принялся слушать.
— Можно и к делу, тем более пенное кончилось. Слышал ты когда-нибудь о вороньем перевале?
Балдур молча кивнул.
— Имена для меня не важны, ты сам это знаешь, поэтому скажем так, некто из нечто нанял меня раздобыть парочку кристаллов оттуда. Оплата тебя впечатлит, никаких переводов только наличность, причем половина сразу.
— Я так полагаю речь идёт о ворожейках?
— Точно так, Балдур. Только в этот раз мой заказчик попросил не только кристаллы с их духом, а еще кое-что, что тебе не понравится.
Человек скривился в отвращении и посмотрел на остатки пенного на дне своей кружки. Некоторое время он молчал, а Яруша терпеливо выжидал. Балдур приговорил одним глотком содержимое, а затем ударив чаркой о стол, произнес.
— Я таким не занимаюсь, я не убиваю во время сбора, только если моей жизни грозит опасность. Я не мясник, Многоликий, я сборщик, Глайни на твоём наречии. Плюс, каждый сборщик знает, что в тех краях Лико не любит гостей, которые убивают ради трофеев или внутренностей. Мы храним с ними нейтралитет, и берём только то, что можно восполнить.
Яруша, схватился за свою чарку, и тут же поставил её обратно.
— Я знаю кто ты, стервятник, и знаю какое там Лико, но таков заказ. Наниматель просит печень и три косушки забальзамированной крови.
Балдур напрягся еще больше, подобные заказы он всегда обходил стороной, ведь догадывался, для каких нужд подобные материалы будут использоваться.
— Яруша, ты сейчас ходишь по очень тонкому льду, видит Чернобог, если мне хватит ума распознать твою ложь, наш разговор тут же оборвется, как гнилой сук на старом древе.
Меридинец замолчал, и это не понравилось человеку.
— Заказ таков, — наконец разом выговорил тот. — Два кристалла эссенции ворожеек, одна печень, уточню что она должна быть невредимой, и три косушки забальзамированной крови.
— Тогда я отказываюсь, — заявил Балдур, и резко встал со своего стула.
— Право твоё, стервятник. Только перед тем, как закончить нашу беседу, я думаю, что ты должен это знать. Перед этой встречей, я связался с твоей старой командой, и на моё личное удивление, они все согласились. У меня были мысли, что каждый из них переживает не лучшие времена, или просто заскучали по былой компании, однако я не стал проверять. Мне хотелось сначала поговорить с тобой.
Балдур нахмурился, хоть и не хотел подавать виду, затем медленно сел обратно. Сырник сделал круг перепрыгнув с плеча на плечо и вновь устремил свой ядовито-желтый взгляд на меридинца.
— Все? Даже Мира?
Яруша не стал скрывать улыбки. Только что человек, будто голодная рыба попался на крючок, и осталось подсечь.
— Она была первая, с кем я связался. Я знал, что ты не пойдешь на сбор в своем старом сопровождении без этой меридинки. Ты знаешь её лучше меня. Её место не в полисе, как и твоё, поэтому я предложу тебе еще раз. Заказ таков, два кристалла эссенции ворожеек, одна печень, опять же невредимая, и три косушки забальзамированной крови. Это был последний раз, стервятник, ежели планируешь отказаться, то не говори ничего. Просто развернись и уйди, Адмантур и правда скоро будет здесь.
Балдур посмотрел на Сырника, взгляд которого был полон сомнений. Существо явно оживилось после слов Яруши, только не было понятно после каких именно. Мужчина не мог врать себе, внезапно весь его бывший отряд сопровождения соглашается на работу, которой они обычно избегали.
Было в этом нечто противно колющее глубоко в груди. Приторно давящее на разум от осознания их поступка. Десятки вопросов взрывались в его голове, рассыпаясь на осколки, которые ранили его душу, и не только его одного.