Три к одному
Шрифт:
– Что, всё-таки ты, да?
– растерянно пробурчал Чавчаридзе и вдруг одним движением обхватил новичка поперёк туловища и бросил в капсулу. Букин с Ларионовым бросились помогать.
Пристегнутый эластичными ремнями, Сашка продолжал молчать, только зажмурил глаза и тупо дергался.
– Одежду надо бы... а, плевать.
Диагност выдал результаты.
– Легкое, ребра, позвоночник... ни хрена себе! таз, левая рука... вон, ключица еще.
– Парень, - обалдело спросил
– Ты как вообще медкомиссию прошел?
Барботько молчал, пока бригадир не отстегнул его и не выколупал из капсулы.
– Не проходил я ее, - процедил он сквозь зубы, отвернувшись.
– Взятку дал.
– О, черт!
– Подожди, но как же ты... с искусственным позвоночником, легким? Это же чистая инвалидность.
– Инвалидность?
– заорал Барботько, и в голосе его послышались слезы.
– У меня мать и три сестры, понятно? Вид на жительство ждут на Луне, девчонкам десять, семь и шесть. Где бы они были с моей инвалидностью?
– Ты смотри, кормилец… - растерянно пробормотал Ларионов.
– Ну и чего мы добились?
– устало спросил Эжен.
– Мозги у всех в порядке, с остальным хуже, но это, вроде бы, неважно.
У Барботько громко забурчало в животе.
– Пожрать бы действительно не мешало, - словно отвечая на этот звук, сказал бригадир.
– И андроиду тоже.
Вскрыли упаковки с белковой колбасой, безвкусный синтезированный гарнир. За столом невольно следили за соседями: ест, как обычно? Как человек?
Молчали долго, и когда молчание стало невыносимым, заговорили все разом, торопясь и перекрикивая один другого.
– Нужно придумать тест, - размахивая куском бледной колбасы, горячился Ларионов.
– Логически надо к вопросу подойти.
– И что ты предлагаешь, логик?
– Ну... например, может ли андроид это... абстрактно мыслить?
– Как нефиг делать! Вон, комп тебе любую абстракцию в два счета изобразит: и задачу поставит, и решит в рамках заданной теории.
– А интуиция?..
– И как ты ее проверишь? Потом, интуицию запросто можно заменить на случайный выбор.
– Что-нибудь эдакое, человеческое... чувство прекрасного, например?
Эжен фыркнул и закашлялся, заплевав стол. Пояснил виновато:
– Я художественное училище заканчивал. Восемь лет пытался доказать миру свою гениальность, пока хватало денег на продление лицензии. Так вы бы видели эстетов от культуроведения: вот где андроиды!
– О, - воскликнул Ларионов.
– Знаю. Любовь!
Бригадир тяжело вздохнул.
– Проверять чем будем? Стихи писать?
– Плохие стихи может написать и простенькая программка. Вот если б хоть один женат был...
– И что бы это дало? Думаешь, андроиду не
– Ну вот если б, например, дети...
– Детки бывают из пробирки.
Помолчали ещё.
– Послушайте, андроид не может верить в бога, так?
– А ты, можно подумать, веришь? А как докажешь?
– Ну, я как-то... подумал.
– Думай меньше.
– Черт, народ, ну люди вы или кто?
– сорвался Ларионов.
– Ну сознайтесь сами! Ведь совсем же необязательно убивать, мы придумаем что-нибудь. Мы ведь просто жить хотим! Работать! Ну, кто из вас?
– Из нас, да?
– с кривой улыбкой уточнил Эжен.
– Или из нас всех?
Чавчаридзе играл желваками.
– У меня крутится в голове какая-то мысль... Не могу вспомнить, - пожаловался Букин.
– Что-то важное.
– Очередной репортаж из желтой газетенки. Как андроид сожрал бригаду наладчиков.
– Андроид должен беречь себя - вот, какой был третий закон.
– Ерундой мы занимались. Совсем необязательно было заменять весь мозг, достаточно имплантировать малюсенький чип - диагност его мог и не заметить.
– Выходит... начинаем все сначала?
– Почему сначала? Мы вон любовь уже отбросили.
– На видео было, помните, там какую-то дилемму ставили перед роботом, он не смог ее решить и перегорел?
– Ёлки зелёные, ты с психпрограммой потрепись часок! Сам перегоришь быстрее. А фильм - старьё, я помню.
– Ну почему именно мы? Почему именно сейчас и возле Урана?
– Можно подумать, в Тихом океане ты чувствовал бы себя лучше!
– О господи, я вспомнил, - охнул Эжен.
– Я все думал, где же я это слышал: Ларионов. Николай Ларионов, наладчик - он же погиб в прошлом году в Тихом океане, где монтировали глубоководный лифт...
Безмолвие оглушило.
Ларионов застыл с открытым ртом, его лицо стремительно бледнело.
Чавчаридзе грузно поднялся.
– Да вы чего, мужики, - неуверенно просипел Ларионов. И завопил, отшатываясь, - Не андроид я! Не андроид! Бригадир тоже мог! Он сам! Он один диагноста настраивал!
Из горла Чавчаридзе вырвался низкий рык. Он с места врезал Ларионову по физиономии - в нос, снизу вверх. Тот, задушенно пискнув, рухнул на стол и тряпкой скользнул вниз.
Чавчаридзе двинулся к упавшему - огромный, страшный. Подскочившего Эжена он, не глядя, смел с дороги; тот крутанулся на месте, снося стулья, и рухнул, неуклюже подламывая под себя руку. Тут же вскочил, завопил - тонко, пронзительно - глядя на порванное левое предплечье, на нелепо торчащий из раны осколок кости.
Брызнула кровь, пятная белый пол.