Три короны для Мертвой Киирис
Шрифт:
— На каждом углу. Громко и очень приукрашено, — уточнил Дэйн.
— Я не против, если люди называют меня Мертвой императрицей Киирис.
— Я не против, если тебя будут называть просто императрицей.
Киирис улыбнулась, вспоминая, как он обозначил свое желание сделать ее, испачканную прошлым рас’маа’ру, своей женой и императрицей. На справедливое замечание о том, что империи нужна титулованная хозяйка
— Я прикажу, чтобы болтунам как следует всыпали и отпустили на все четыре стороны, — смилостивился император. — Но предупреждаю, Киирис — это последний раз, когда я готов поступиться принципами. И лишь ради того, чтобы не огорчать свою беременную жену. Впредь прошу тебя не вступаться за тех, кто настолько не ценит свою жизнь, что готов разменять ее на пару бессмысленных басенок об императрице. Иногда лучше искоренить глупость до того, как она даст всходы. Я не из тех слабохарактерных идиотов, которым страшно управлять умным народом.
Она с благодарностью прижала его ладонь к своим губам. Никто не говорил, что женой императора быть проще, чем его рабыней. А Дэйн не позволял себе слабости нигде, кроме их спальни, где они сбрасывали одежды и короны, и снова становились простыми смертными, которые находили успокоение друг в друге.
— Не возражаешь, если я оставлю тебя одну? Нужно написать целую гору чинушам из Торговой лиги, пока они не возомнили, будто могут сесть мне на шею. Точно не хочешь подняться наверх?
— Нет, мой император, я хочу еще немного побыть здесь. Погода чудесная, мне не хочется прятаться от солнца в четырех стенах. — Киирис не стала добавлять, что за ней и так повсюду таскались по меньшей мере четверо его вышколенных гвардейцев, готовых, если потребуется, отдать жизнь за императрицу. — Но ты можешь помочь мне сесть в кресло. Чувствую себя совершенно неуклюжей коровой, — посетовала мейритина.
— А я вижу перед собой женщину, ради которой пойду на край света и даже дальше. — Он поднял ее на руки, осторожно закружил, пока Киирис
Киирис потянулась к нему, отдалась поцелую со всей любовью, которая — она знала — не потускнеет даже, когда их тела станут лишь воспоминанием. В конце концов, их сказка оказалась тяжелой и мрачной, но много счастливее прочих. Потому что они заплатили за нее болью, кровью, страданием и собственными жизнями.
Когда Дэйн ушел, она с наслаждением подставила лицо теплым солнечным лучам. Пошел уже второй год, как пустынные земли вокруг Мерода начали зеленеть, и даже здесь, под охраной Аспекта, Киирис ощущала, как медленно разрушается тяготеющее над империей проклятие сгинувших мейритов. Когда-нибудь, и в эти края вернутся птицы, и первые люди привезут на телегах свой нехитрый скарб. Она больше не слышала теургию, но все еще иногда могла видеть будущее. Пусть отрывисто и неясно, словно разглядывала причудливые узоры, нарисованные ветром в облаках.
Она приложила к глазам ладонь, всматриваясь в белоснежные хлопья на безупречно-синем небе — и выше, туда, куда не мог заглянуть никто. Выше и дальше, сквозь время, сквозь сущность мироздания.
«Я знаю, что ты там, Раслер, — произнесла мысленно, когда взгляд опустился с небес прямо на заснеженные, обледеневшие равнины чужой, неизвестной земли. — Я знаю, что ты, наконец, проснулся. И я скажу императору, что тебе понадобится его помощь, чтобы отвоевать Северное королевство. Поверь, я точно знаю, что даже богам иногда никак не обойтись без помощи смертных».
КОНЕЦ