Три кварка (сборник)
Шрифт:
— Ну, куда ты плывешь, дурак? — спросил Линдаль дельфина. Лодка пересекла линию подводных рифов, и до мыса было уже рукой подать. Но дельфин все не покидал своего спасителя. Лишь у самого берега он подпрыгнул в воздух и поплыл в открытое море, навстречу нарастающим волнам.
Только через три дня океан успокоился и вода посветлела. Линдаль установил ультрагидрофон у входа в густо заросший небольшими тридакнами грот. Почувствовав присутствие потенциального врага, раковины захлопнулись и не открывались до тех пор, пока человек, волоча за собой тоненький красный провод, не поднялся на поверхность. Вода
Сквозь сон ему послышался человеческий голос. Линдаль открыл глаза и прислушался. Нет, ему не померещилось. Кто-то громко кричал ему в самые уши.
— Ну, куда ты плывешь, дурак? Куда плывешь, дурак? Дурак!
Сердце трепыхнулось и замерло.
— Куда плывешь, дурак? — донеслось из наушников. Линдаль бросился к шлюпке. В висках у него стучали молоты. Он схватился за борт и, рискуя перевернуть шлюпку, свалился на дно. Если бы за ним гналась тигровая акула, то и тогда он вряд ли бы доплыл скорее.
— Куда плывешь, дурак? — продолжало звучать в ушах. Резким движением рук Линдаль переключил наушники с ультразвука на обычный диапазон.
Все смолкло. Только трещали вездесущие альфеусы да раки-отшельники грызли каких-то ракушек.
«Значит, я все же в своем уме», — подумал Линдаль и вновь переключил наушники на ультразвук:
И увидал сквозь бред Звезды, замученной в аду, Молочно-белый свет,— донеслось до него. Причем голос слышался гораздо более явственно и отчетливо.
«Что за наваждение такое?» — подумал Линдаль. Страх уже прошел. Но тело еще хранило воспоминание о первой минуте ужаса, заставившего Линдаля с расширенными побелевшими глазами вскочить в шлюпку. Его трясло, хотя солнце здорово припекало покрывшуюся пупырышками загорелую кожу.
— И Тамплинсон взглянул назад, — ревел в наушниках ультразвук. Прощай, глупыш. Куда плывешь, дурак? Приходи снимать швы!..
— Что? Приходи снимать швы? — закричал Линдаль. — Так это же я сказал на прощанье глупому дельфину! И стихи мои!
— Стихи мои! — отозвались наушники.
Линдаль сорвал с головы шлем и снял наушники. Кругом была благоухающая тишина. Мелодичный переплеск моря делал ее еще более глубокой. Он осмотрелся. Примерно в ста футах от шлюпки резвился дельфин. Он плыл по кругу. Набрав большую скорость, он на мгновение оставлял в воде борозду, взлетал в воздух и торжественно шлепался обратно. В густую синеву неба подымались хрустальные фонтаны. Это было как салют, как торжественная симфония сверкающего на солнце моря.
Линдаль все еще не мог прийти в себя. Он вновь надел наушники и сейчас же услышал:
— Стихи мои! Куда плывешь, дурак?
Сорвал наушники и услышал, как дельфин шлепнулся белым пузом в воду.
— Это ты говоришь? — спросил Линдаль.
Дельфин молчал. Он все так же деловито кружился возле шлюпки и выпрыгивал из воды.
— Если не ты, то кто? — опять спросил Линдаль. — Может быть, я говорю сам с собой?
Дельфин плюхнулся у самой шлюпки и обдал Линдаля брызгами.
Заметив, что держит в руках наушники, Линдаль надел их и снова услышал человеческую речь:
— Куда плывешь, дурак? Увидал в ночи звезды, замученной в аду, кровавые лучи. Это ты говоришь? Приходи снимать швы!
— Теперь понятно, это он со мной говорит, — Линдаль покорно развел руками. — В общем ничего особенного, просто говорящий дельфин. Я говорю, а он повторяет.
— Говорящий дельфин. Говорящий дельфин. Куда плывешь, дурак? — ответили наушники.
…Так был установлен первый контакт.
Сравнительно просто Линдалю удалось приучить дельфина откликаться на зов. «Теперь я настоящий Робинзон, — думал он, — у меня есть свой попугай. Остается научить его произносить со слезой в голосе: «Бедный Персиваль Линдаль», — и все будет в порядке. Впрочем, ему еще нужно дать имя. Жаль, забыл, как назвал своего попугая Робинзон…»
Линдаль назвал дельфина Кидом. Получив из рук Линдаля жирного мерлана, дельфин принял крещение. Он сопровождал Линдаля во всех его морских поездках. И если Линдаль почему-либо оставался на острове, Кид подплывал к самому берегу и, качаясь на волнах, ждал.
Порой Линдалю казалось, что дельфин действительно понимает человеческую речь, а не механически запоминает отдельные фразы. Ответы Кида иногда бывали настолько удачны, что Линдалю становилось немного не по себе.
С того дня как дельфин обрел человеческий голос, Линдаль перестал изучать голоса моря. Это сделалось просто невозможно. Мешал Кид. Он непрерывно болтал. Стоило Линдалю настроиться на ультразвуковой диапазон, как на него обрушивалась лавина слов. Это была всевозможная смесь из междометий, восклицаний, морских терминов и стихов. Вначале Линдаль пытался обмануть дельфина. Он уплывал на наветренную сторону и молча принимался за свои исследования. Но каким-то безошибочным чутьем Кид находил человека. Линдаль узнавал об этом заранее. Стоило ему услышать в наушниках приглушенный расстоянием зов: «Персиваль, Персиваль!» — и он с досадой вытаскивал ультрагидрофон из воды. А может, и не с досадой, потому что ему была приятна ласковая приветливость морского зверя.
Как-то он разучил с Кидом диалог Кассио и Яго. Причем более трудная роль Яго досталась дельфину. А однажды дельфин даже спас Линдалю жизнь. Линдаль давно выслеживал большого осьминога, поселившегося в глубоком гроте, под самым северным мысом.
Линдаль всегда был изрядным гурманом. Но здесь, на острове, где заботы о еде занимали добрую половину времени, его любовь к изысканной кухне приобрела характер какого-то неистовства. Обнаружив вблизи от берега жилище осьминога, Линдаль решил во что бы то ни стало его изловить. Мысленно он уже предвкушал, как сварит из осьминожьей головы черный суп а-ля Спарта, а щупальца изжарит на медленном огне. Он даже приготовил огромный плоский камень, на котором можно было бы отбить жесткое и упругое мясо.