Три кварка (сборник)
Шрифт:
23
— Дорогой Джимми, как вы думаете, чем отличается великий человек от простого смертного?
Оссолоп широко открыл глаза.
— По-моему, способностью свершать великие дела.
— Это итог, Джимми, итог. Это результат некоего свойства, присущего великому человеку. А вот каково само свойство, как его определить в наших беспомощных словах?
Джимми пожал плечами. Трири улыбнулся.
— Это же так просто, дорогой, так просто. Великого человека отличает способность увидеть, ощутить правду, какой бы она ни была, во весь голос высказать ее, как бы это ни было неприятно множеству людей, и, наконец, действовать в соответствии с этой правдой. Это три обязательных компонента в рецептуре
— Что такое правда?
— О, мой дорогой, правдой можно назвать любое орудие, которое не заметил противник и которое вы выгодно использовали для достижения своей цели. Например, Трумэн или Аль Капоне увидели и ощутили правду силы, громко заявили о ее признании и действовали в соответствии с этой правдой.
— Они великие люди?
— А как вы думаете? Разве они убили меньше людей, чем, скажем, какой-нибудь Калигула? А величие Калигулы — это уже историческая константа, не так ли?
— Да, но тогда правда в вашем понимании что-то весьма своеобразное.
— Нет, нет. Именно правда. Объективная реальность, примененная для субъективных нужд. Примеры лежат под руками. Линкольн увидел правду, связанную с организацией нового общества, провозгласил ее… а впрочем, вы знаете, что было дальше.
Оссолоп внимательно посмотрел на учителя.
— И вы, доктор?..
— И я, мой мальчик, и я, не будем излишне, по-обывательски скромны и назовем кошку кошкой. И я, мой мальчик, увидел силу наслаждения, увидел главную движущую силу, которой подчиняются человеческий организм и общество, и я провозглашаю ее во все горло, во всю глотку, насколько мне хватит дыхания, и я буду действовать так, как мне подсказывает мое понимание этой сегодняшней правды. Сегодняшней потому, что правда подобно реке течет, меняет направление и русло, и каждый год, день и час в ней появляется что-то новое, неожиданное. Время приносит нам новую правду. И я, мой Джимми, и я, именно и я! Я приведу мир к золотому веку и стану тогда президентом Соединенных Штатов.
Доктор Трири закончил речь, сверкнув глазами. На одном из них у него было маленькое, почти незаметное бельмо. Оно делало его взгляд похожим на взгляд статуи — слепым и многозначительным. И слепо и многозначительно доктор осмотрел ученика.
«Когда Джимми не выпивши и без таблеток, он производит хорошее впечатление. У него великолепный цвет лица и замечательные зубы. Губы немного толстоваты, но они придают ему вид добродушного, покладистого парня. В действительности все совсем не так. Это скрытный, хитрый человек. Когда он напьется или налижется своей дряни, лицо у него лиловеет и приобретает неприятную прозрачность. Словно выброшенная на берег медуза. Глаза заплывают, совсем тонут в щелках, брр, нехорошо выглядит пьяный Джимми. Сегодня у него какой-то прибитый вид. Верно, вчера перебрал».
— Ну хватит разговоров, Джимми, за дело! У нас, кажется, оставалась неразобранной корреспонденция? Покажите мне. Есть что-нибудь интересное? Ватикан? О, отлично. Давайте сюда. Это первоочередное. Ух, уже радиограмма из Майами. Когда они только успевают? Сейчас.
Доктор Трири пожевал тонкими иезуитскими губами.
— Из Майами сообщают, что за Диком Рибейрой охотится некто Сэм Смит. Он уже здесь. Нам предлагают объединить усилия. Джимми, вам придется связаться с этим человеком. Потом вы познакомите нас.
— Стоит ли, док?
— Что вы хотите сказать своим «стоит»? — доктор Трири смотрел на Джимми неопределенно и водянисто. Оссолоп распрямился, прощупывая наиболее болезненные места на ребрах, которых коснулись пухлые пальчики Ленивца.
— Видите ли, док, я думаю, что мы и сами бы справились с этим Диком. Ведь дело только в цене?
— Нет, — доктор был категоричен, — те, кто послал телеграмму, знают толк в подобных делах. Если они советуют объединиться, надо объединяться. Вам известно, что для нас значат эти люди? Это промышленность, это реклама, это сбыт, организация и так далее. Двух мнений быть не может. Ступайте и разыщите этого Смита.
— Конечно, док, конечно. Я найду его. Но в процессе…
— В каком процессе?
— В процессе налаживания контактов с Диком Рибейрой может статься так, что весь материал окажется в наших руках, а у Смита голая ладонь! Ведь может такое произойти? Случайность, поворот судьбы, и Дик полюбит нас нежнее, чем Смита, и тогда… вы понимаете?
— Понимаю. Это другое дело. Такое возможно, и мы будем от всего сердца приветствовать подобный поворот судьбы. Но без пошлостей. Помните, что нужен не только материал, но и точное указание самого места, следовательно, лучшего проводника, чем этот Рибейра, не найти, а если он откажется работать на нас, то пусть не работает ни на кого. Собственно, все зависит от количества материала, которым Дик располагает. Вся наша жизнь всего лишь детская софистика. То же и у Дика. Если он постарался и набрал материала достаточно, он уже обречен, если же он был нерадив, ленив и у нас не будет полной уверенности, Дик Рибейра будет долго и красиво жить. Вы его видели?
— Он где-то прячется. Но я его добуду!
— Отлично. Действуйте. Я начну готовиться к лекции, которая состоится сегодня после обеда.
24
Словно черный орел, словно гриф с белым воротником, взлетел доктор Трири на помост, откуда каждый слушатель мог видеть его горящий взор, слышать огненное слово пророка:
— Да, друзья мои, я делаю не доклад, не научное сообщение, не объективную информацию несу я в мир, я вещаю вам слова, созданные не логикой, не наукой, не искусством, а слова, рожденные жизнью в душе моей! Поэтому я их проповедую, поэтому мое выступление есть проповедь, а я есть проповедник. Проповедник истины, спросите вы? Нет, отвечу я! Их было много до меня, и все они ушли во тьму веков, не совладав с реальностью. Проповедник силы, спросите вы? Нет! Разума? Нет! Так чего же? — С кроткой улыбкой обвел он взглядом слушателей. Я проповедник наслаждения! Да, друзья, я утверждаю в мире наслаждение!
Моя проповедь состоит из двух частей, из двух антагонистических начал. Как Ормузд и Ариман, добро и зло. Свет и тьма. Любовь и ненависть. Я начинаю с Критики и заканчиваю Утверждением. Критика и Утверждение — это два полюса, которые не могут существовать порознь. Каждый раз я меняю полюс Критики, оставляя один и тот же полюс Утверждения. Таким образом, мое Утверждение, подобно свету маяка, поворачиваясь, озаряет самые различные стороны горизонта жизни.
Вчера, ступив на палубу этого корабля, я начал говорить о свободе клетки, насильственно включенной и порабощенной в организме! Это была часть моей программы Утверждения, перед этим в Белене в программе Критики я выяснил аморальную природу Организации, Организма, Государства. Но сегодня я вижу новых врагов, новых противников моей программы Утверждения, сегодня в программе Критики зазвучат новые понятия, хотя к свободе клетки я еще вернусь. Я вернусь к ней, когда буду говорить о новых фасонах платьев и одежды, которые носит современный человек.
25
— Слушай, вельо, — сказал запыхавшийся Ленивец, — я не могу бегать, как мышь, по этому судну! У меня совсем штаны развалились! Я обе половинки в руках таскаю.
— Зайдем в туалет! — скомандовал Живчик.
В туалете Живчик осмотрел своего друга.
— Да, дело дрянь. Гнилые нитки. Теперь штанины разлезутся в разные стороны, а ты останешься посередине. Придется выбросить, ничего не поделаешь.
— А как же я? — взмолился Ленивец.
— А ты ходи, как спортсмен, который только что из бассейна и торопится к себе в каюту.