Три легенды
Шрифт:
– За пять лет до тебя, Дварф.
– За пять лет до тебя он пришел. Зимой, вроде…
– Да, зимой.
– И тогда он был такой же, как и сейчас. Однорукий, эти странные кольца в ушах, в мешке еще у него книги были… Он и не постарел с тех пор… Мы тогда его колдуном прозвали. А кто он на самом деле? Кто же знает?
– Колдун он. Как есть колдун, – без тени сомнения заявила Би. – Сегодня у меня молоко скисло. Я корову доила. Он минуту постоял возле меня, ушел, а молоко в ведре уже свернулось… Колдун!.. И посох этот его.
– А что посох? Палка. Обычная жердь…
Они
– Он словно скрывался от кого-то… – продолжал вспоминать Кречет. – Спросил у нас, можно ли в какой-нибудь пустующий дом заселиться, мы разрешили, и он на краю деревни выбрал самую старую избу, сейчас ее уже и нет, лес сейчас там, и целую неделю провел, носа не показывая. И чего только он ел?
– Колдун…
– А потом освоился. Неплохой человек оказался, хоть и со странностями своими. Траву все собирает, сушит. Книги эти. Никогда столько книг не видел!.. Через месяц перебрался к нам на пригорок. И соседи рядом, и колодец под боком. Так теперь и живем. Мы в его прошлое не лезем. Что захочет – сам расскажет. Может, человек решил здесь спокойно жизнь дожить?
Они помолчали, слушая негромкое сонное бормотание Ланса, треск лампы. На чердаке застрекотал сверчок, но почти сразу смолк, будто сам испугался своего громкого голоса.
– А я в чьем доме живу? – спросил Дварф.
Кречет вздохнул. Сказал:
– Были в нашей деревне два брата. Два Стрижа. Оба черные, маленькие, руки длинные. Шустрые. Старший Стриж и младший Стриж. Вот они там и жили.
– А где они сейчас?
– Убили их. Ушли они из деревни жизнь посмотреть. И не вернулись.
– Откуда ты знаешь?
– Что знаю?
– Что они не вернулись.
– Говорю же – убили их. Ровно через два месяца, как ушли они из своего дома. В Городе наткнулись на банду. Обоих зарезали… Не умели наши Стрижи отступать. Говорят, если бы захотели они, то могли бы живыми уйти. А они стали правду искать… Драться стали… Двое против пятнадцати…
– А что, и никто не помог?
Кречет помрачнел.
– Я там был. Случайно рядом оказался. Своими глазами все видел… Но я опоздал. Младший был уже мертв. А старший кровью истекал, хотя свой нож из рук не выпускал. Шесть разбойников лежали у его ног. И еще двое раненых пытались отползти… Ночью это было. Народ в Городе такой – чуть шум ночью, они только крепче засовы закрывают. Хоть кричи, хоть в двери бейся – никто не выйдет, никто не поможет. Это не как у нас здесь, где каждый за соседа держится. Там каждый сам за себя. Дома каменные, и сердца каменные…
Кречет замолчал, отвернувшись и пустым взглядом уставившись во мрак за окном. Что он там видел? Би сидела тихо, пригорюнилась Би. Жалко ей было Стрижей. Помнила она их пацанятами. И отца их помнила, и мать. И деда. Пережила Би всех Стрижей, и молодых, и старых.
– А ты? – спросил Дварф, сжимая кулаки и сурово морщиня лоб.
– Я?.. – переспросил Кречет. – А что я?… Убил я всех. Я ведь без мечей тогда не ходил. И сила у меня была… Убил я бандюг, немного их оставалось. Но что толку… Поздно… Младший уже мертв был, а старший у
– А может и вернулись, – негромко сказал Дварф. – И мертвые могут воротиться, если живыми не успели. Я знаю.
Кречет даже вздрогнул.
– Что ты знаешь?
– Живет у меня кто-то. Ночами ходит невидимый. Полом скрипит. Посудой гремит. Ставнями хлопает. Теперь я знаю кто это.
Кречет поежился, отвернулся от пугающе темного окна. Подвинулась поближе к огню лампы Би.
– Чудится это тебе, – неуверенно предположил Кречет.
Дварф только улыбнулся:
– Это Стрижи ходят. Духи. Это их дом, но они на меня не в обиде. Я с ними и говорю иногда, только вот имен их не знал. И кто они такие. А теперь знаю.
– Не могут мертвые возвращаться, – сказала Би негромко, нерешительно, словно упрашивая, будто убеждая себя.
– Не может парное молоко за минуту скиснуть, – ответил ей Дварф.
Замолчали все. Жутко. А еще по домам идти надо. Каждому в одиночество. В ночь. Один Дварф ничего не боится. Живых страшиться надо – не мертвых.
– А Вигор сегодня странный, – тихо сказал Кречет. Почти прошептал. И тотчас, заставив всех вздрогнуть, донесся из темного угла хриплый голос, неожиданно громкий, вещающий:
– Возвращается он! – это проснулся, зашевелился Ланс, про которого и забыли все давно. Вот напугал, старый черт! Бормочет невесть что спросонья!
– Тьфу, – сплюнул Кречет, сердясь на свой страх. – Вставай, старый! Домой пора.
– Поесть чего дайте.
– Бери с собой и идем. Вон еще пять пирогов остались и щуки кусок. А чай остыл давно.
Зашевелились старики. Сразу веселей стало. Украдкой ущипнул Кречет Би за пышный бок. Та звонко приголубила его тяжелой ладонью по костлявому плечу. Дварф загремел посудой, принялся помогать хозяйке убирать со стола. Зашамкал беззубо Ланс, жуя голыми деснами холодный пирог.
– Посидим еще чуть, я сейчас чаю согрею, – предложила Би.
– Ну, давай, – легко согласился Кречет. Не охота в пустой темный дом идти. И спать пока не хочется.
Би ушла на кухню.
Ланс дожевал пирог, стряхнул с себя крошки, обвел темную комнату тусклыми старческими глазами и сказал негромко, выставив в потолок указательный палец:
– Он возвращается… – и потянулся за куском ватрушки.
Никто не обратил на него внимания.
Вигору не спалось.
Он ворочался под одеялом, перекладывал по-всякому подушку – никак не удобно.
Лезли в голову всякие мысли.
Что же это было?
Сон?
А дымящееся одеяло? А рука?
Ящерица без хвоста. Разрубленный надвое червяк.
Не надо было ему сегодня идти к Би. Этими разговорами они только разбередили душу…
Для волшбы необходимо две руки. Это знает любой начинающий маг. Две руки. Две. Иначе никак. Одна принимает энергию, другая отдает. Одна накапливает, другая поддерживает. Только две руки могут замкнуть контур. Только две руки создают фигуры Силы.