Три любовных романа Лучшие из лучших — 1996 (из второго десятка).

Джордан Пенни

Утром, когда она спустилась вниз, его уже не было. На столе лежала коротенькая записка: он извинялся за внезапный отъезд и благодарил за все, что она сделала и делает для Робби.

И для Робби он тоже оставил записочку — трогательный жест, которого прежний Грей никогда не сделал бы. За завтраком она напоминала Робби об отце, решив укрепить ниточку, которая протянулась между отцом и сыном. И обрадовалась, когда позже Робби заметил:

— Как жаль, что папы нет с нами, правда, Сара?

Она заставила себя улыбнуться, но промолчала, не зная,

что ответить.

Прошла неделя. От Грея не было никаких вестей. Мог бы по крайней мере прислать Робби открытку из города, думала Сара.

Дни тянулись медленно и тоскливо; она заставляла себя что-то делать только ради Робби.

В тот вечер она уложила Робби спать; в доме было чисто, ей буквально нечем было себя занять. Она включила телевизор и решила, что, посмотрев новости, отправится спать, но так устала за эту длинную и тоскливую неделю, что заснула в кресле задолго до последних известий.

Там ее и обнаружил Грей, открыв дверь своим ключом. Она спала, свернувшись калачиком, в кресле в гостиной. Она была похожа на девочку — с косичкой и без всякой краски на лице.

Горячая волна затопила его, когда он стоял и смотрел на нее. Он уехал, потому что страдал, живя с ней рядом, но и существовать вдали от нее он тоже не мог.

Спасения от этой любви не было — Грей понял это в тот роковой день, когда, потеряв голову, перестал владеть собой и поддался примитивному чувству самца. Он был измучен страхом за Робби, своей любовью к ней.

Никогда он себе этого не простит… никогда.

Сара пошевелилась, не просыпаясь. Он хотел тихонько уйти, но она вдруг открыла глаза.

— Грей! — Сара не верила своим глазам.

Сердце ее бешено колотилось, голос был хриплым. Она жадно разглядывала его, постепенно понимая, что это — реальность, а не плод ее больного воображения.

Сколько раз, сидя здесь по вечерам, она представляла себе, как он войдет в комнату, бросится к ней, обнимет…

Она заставила себя спуститься на землю.

— Но вы сказали, что уезжаете на месяц…

— Да, сказал. — Голос его прозвучал напряженно: он старался сдержать себя.

Сара внимательно оглядела его: похудел, кожа обтянула скулы, глаза погасли, казалось, он был очень взволнован.

— Я не мог там больше оставаться. — Он с трудом произносил слова, как бы признавая себя побежденным.

Она молчала, удивленная его волнением, и вдруг до нее дошли его слова, и она ответила радостно и сочувственно:

— Вы соскучились по Робби.

— Робби! — Он пристально посмотрел на нее и выдавил со вздохом: — Да, да, я соскучился по Робби, но во сто крат больше мне не хватало вас. Боже мой, Сара! Мне не следовало бы говорить вам это и возлагать на вас еще одно бремя вдобавок к тому, которое вы уже несете. Но когда я вошел и увидел вас, я вспомнил, что держал вас в объятиях, прикасался к вам и вы отвечали на мои ласки. После того как мы с Анжелой расстались, я поклялся, что не позволю, себе никого полюбить и оказаться опять в зависимом положении. Лучше мне вообще обойтись без секса, чем рискнуть ради удовлетворения своих физических желаний связать свою жизнь с женщиной, которая однажды уйдет от меня. Я полагал, что мне это удалось. Я твердил себе, что вообще гораздо лучше буду себя чувствовать без женщины, чем женившись на той, которую я больше не люблю и не уважаю, хотя, возможно, раньше было иначе.

А затем я встретил вас. С первой минуты, как только я вас увидел там, под ивой с Робби… моим мальчиком, вы смотрели на меня с неприязнью и страхом. Я понял, что все мои правильные слова, все мои жесткие правила — ерунда, пустой звук.

И уже тогда желание заключить вас в объятия и не отпускать было очень сильно. Я никогда ничего подобного не испытывал, да и не хотел испытывать. Я твердил, что это реакция на мои проблемы с Робби, но в глубине души знал, что просто ищу отговорки: не хочу признать правду. Мои чувства к вам так отличались от того, что я испытывал к матери Робби!

Задолго до второго побега Робби я перестал обманывать себя: я полюбил вас, и на всю жизнь. Я ненавидел себя за это, а иногда ненавидел вас — причину всех моих мучений. Я не прошу у вас прощения за то, что произошло между нами. Воспоминания эти для меня драгоценны. Только обнять вас… прикоснуться к вам… клянусь, у меня не было других намерений, но когда вы оказались в моих объятиях…

Он повел плечами, и Сара, слушавшая его с недоверием, почувствовала, как дрогнуло что-то внутри ее существа. Все, о чем он говорил ей, было так понятно, но она твердила себе: ей снится, что он говорит ей подобные вещи, у нее, должно быть, галлюцинации.

— Я уехал ради Робби, придумал несуществующее дело. Я знал: останься я дома, я сойду с ума от любви к вам. Но когда я уехал, мне стало еще хуже. Я думал о вас день и ночь, я мечтал о вас… просыпался среди ночи, все тело мое было как в огне, меня терзали желания.

Он внезапно умолк.

— Мне не следовало все это говорить. Я все продумал: я возвращаюсь и прошу вас уйти, так как Робби слишком к вам привязался. — Он горько усмехнулся. — У меня не хватило смелости сказать вам правду, и я хотел использовать Робби, хотя знал, как он вас любит и как вы ему нужны: я ведь слышал, как он просил вас стать его матерью. Боже, как бы я этого желал! Я хочу, чтобы вы стали его матерью, моей женой, моей любимой, моей женщиной. Я не хочу забыть, что вы открыли мне свои объятия, когда я в вас нуждался, что вы отдались мне так нежно, так безраздельно, Сара…

Мука, которая прозвучала в его голосе, когда он произнес ее имя, вызвала у нее слезы. Она уже кинулась к нему, когда он произнес его еще раз — на этот раз резко, как бы отталкивая ее. Она замерла, глядя ему в глаза.

— Не подходите ко мне, — умоляюще произнес он. — Если вы подойдете…

Эти слова придали ей храбрости; забыв страх и упреки, она помнила только его признание. Она решительно шагнула к нему, спросив дрожащим голосом:

— Если я подожду, то что. Грей?..