Три любовных романа. Лучшие из лучших — 1995. Сборник.
Шрифт:
— Если обещаешь не сбежать…
— Мне сейчас как-то не до побегов, — вяло ответила она, отправляясь в ванную, а он пошел готовить чай.
В зеркале она увидела пепельного цвета лицо с резко выделяющимися веснушками вокруг носа и растрепанными волосами, точно аура окружавшими голову и плечи. Не надеясь привести себя в порядок, она тем не менее побрызгала водой в лицо и попыталась собрать волосы.
Сердце у нее колотилось раза в три быстрее обычного, а ладони были влажными. Поборов в себе желание как можно быстрее бежать отсюда, она на ватных ногах вернулась
Люка еще не было. Слишком возбужденная, чтобы сесть, она бродила по гостиной, разглядывая картины на стенах. В основном это были лошади, но было и несколько полотен в манере Пикассо. Стулья и диваны были обтянуты сатином в приглушенную малиновую и серебряную полоску. Мебель была старинная, в основном орехового дерева, с серебристыми переливами, которые создавали в комнате изысканную и вместе с тем уютную атмосферу. Вдоль одной из стен стояли книжные полки. Ей показалось, что там было все: от новейших бестселлеров до классики в кожаных переплетах. Люк, видимо, много читал и знал толк в литературе…
— Вот и я. — Люк поставил поднос на журнальный столик. — С молоком и без сахара, правильно?
Она молча кивнула. Что она делает? Все это кончится очередным фиаско или еще более горькими взаимными оскорблениями.
Люк налил и передал ей чашку чая. Откинувшись на спинку кресла, он наблюдал за Верити, маленькими глотками пившей живительную влагу. Вытянув длинные ноги в кожаных ботинках, он устало провел рукой по лицу, и ей показалось, что он страшно измотан. Сердце у нее сжалось. Поставив чашку на столик, она посмотрела ему прямо в глаза.
— Как ты себя чувствуешь, Люк? Ты выглядишь очень уставшим… Я могу взять такси. Обо мне не беспокойся.
— Ты серьезно?
Взгляд его заблестел глубинным светом.
Судорожно глотнув, она сделала глубокий вдох, набираясь мужества и стараясь выглядеть как можно более официально.
— Люк… Извини меня за намек, что ты в какой-то степени причастен к… заминке в наших делах в последнее время, — начала она осторожно.
– Я знаю, мне нет прощенья. Я виновата… Просто я была так сердита, во мне все кипело, когда я опять тебя увидела, настолько, что не смогла удержаться от того, чтобы не сделать тебе больно…
— Давай забудем об этом, это не имеет никакого значения, — прервал ее Люк и выразительно посмотрел на ее зардевшееся лицо. — Я уже догадался, кто стоит за всем этим. В последние две недели я приводил в порядок свои дела, наконец-то довел до логического конца финансовые отношения с бывшей женой и ее отцом, которому дал ясно понять, что этот шантаж не может продолжаться бесконечно. Я сказал Федерико де Сантане, что мой брак с его дочерью расстроился из-за неверности Хулиетты и что я больше не могу нести за нее ответственность, поскольку собираюсь перебраться в Англию и заняться поисками Верити Лейси из фирмы «Верити Лейси Кейтеринг»…
Она открыла было рот, но смолчала; сердце ее бешено колотилось. Она чувствовала, как ее обволакивает невидимая паутина паники. Закрыв щеки дрожащими руками, она тупо уставилась на Люка, сидевшего с совершенно непринужденным выражением лица.
— Ты… ты считаешь, что отец Хулиетты мог распустить какие-то сплетни? Чтобы… чтобы подорвать мое дело?
Он пожал плечами.
— Это возможно. Но ты не беспокойся, Верити. Доверься мне, я сам с этим разберусь.
«Я ему доверяю, — неожиданно призналась она себе. — И доверяю даже больше, чем могла предположить…» Почему-то она была уверена в том, что Люк Гарсия выдержит схватку с кем угодно, даже с таким богатым и могущественным человеком, как его бывший тесть.
Она смотрела на Люка, и в голове у нее роились вопросы, на которые ей настолько не терпелось получить ответ, что она даже забыла об осторожности.
— Ты сказал, что уезжаешь в Англию на поиски меня? Но как ты вел себя со мной в Пуэрго-Плата? — спросила она недоверчиво. — Да и прошло уже целых две недели с тех пор, как я уехала…
В его глазах промелькнула искорка насмешки.
— Ты хочешь сказать, что две недели для тебя это много? — Губы его дрогнули. — Для меня тоже.
Она слегка покраснела, а он, резко выдохнув, запустил руку в свои черные волосы.
— Должен признать, что не очень хорошо с тобой обращался… но это оттого, что мне надо было перебороть самого себя, перебороть в себе те чувства, что ты во мне вызываешь, и забыть страшное для меня прошлое. Мне было нелегко. Брак с Хулиеттой сделал меня… осторожным. Честно говоря, я боялся показать тебе свои чувства. Когда же появился этот идиот Грозвенор, я попытался убедить себя, что ты недостойна моих бессонных ночей. А когда вы одновременно уехали с острова тем утром, первое, что мне пришло в голову, так это то, что вы уехали вместе. Я чуть с ума не сошел!
Люк сидел опустив глаза. Она была поражена.
— Но мы улетели порознь, Люк! Ты должен был понять, что между мной и Эллиотом никогда ничего не было.
Он медленно кивнул.
— Да… ты достаточно однозначно давала мне это понять. Но ревность жестокая штука, Верити. Как и чувство вины. Вины перед Эдвардом, и она тоже сказалась на моем к тебе отношении, сага. Он был мне очень хорошим другом и здорово выручил меня, пока я варился в этом аду с Хулиеттой. И то, как приворожила меня его невеста в прошлом году во Флориде, вовсе не способствовало безмятежному состоянию моей души! А его смерть вскоре после этого поставила меня на грань отчаяния.
— О, Люк…
— Но за последние две недели я много передумал, — продолжал он медленно, сделав небольшой глоток чая. — Эти последние две недели для меня были все равно что два года. Но когда я наконец настолько обуздал свою гордость, что решился тебе позвонить, ты не ответила. — Губы его скривились в усмешке. — Мне очень хотелось тут же прилететь в Англию, чтобы немедленно тебя увидеть, но я сдержался — прежде мне надо было разобраться с моими делами и чувствами. Я хотел, чтобы ничто нам больше не мешало… Я хотел, чтобы между нами все было чисто. Вырубить сушняк и освободить место для других приоритетов. И вот теперь я точно знаю, чего хочу в этой жизни, Верити.