Три любви
Шрифт:
Однако Ричард держался сурово, неприязненно, продолжая высмеивать ее общение с мелким коммивояжером. И хотя Мур исповедовал их веру – не слишком ревностно, надо заметить, – Ричарду он не нравился. Да он же никто, говорил брат, отпрыск ирландских родителей, эмигрировавших из-за картофельного голода. Они крестьяне, подозревал брат, бедняки, сбежавшие из-за двух недородов картофеля, когда голодающим людям бросали репу, а трупы, лежащие по обочинам дорог, штабелями складывали в повозки. Они прибыли в Шотландию, эти ирландцы, чтобы
Непривлекательная картина для Ричарда, гордого своим шотландским происхождением и добрым родом Мюррей, который позже, по прихоти Евы, соединил свою родословную с якобитской линией.
Что ж, исход был простым, развязка – скорой. Они с Ричардом не сошлись в этом, как и в большинстве вопросов. Как будто Люси и впрямь позволила бы кому-нибудь повлиять на свой выбор. Они просто ушли с Фрэнком в тот день, девять лет назад.
Вот почему сейчас она ждет у ворот, испытывая всю полноту счастья, твердо и без стыда осознавая свою любовь к мужу.
Он подошел ближе. Она помахала ему рукой – без сомнения, сдержанно, но все же помахала. Подобный жест выходил за рамки приличия. В тот год, когда красный флаг все еще с опаской перемещался по общественным дорогам, порядочные жены не приветствовали своих партнеров по браку таким образом. Махать рукой считалось чем-то фривольным! И Фрэнк тоже, подняв в ответ руку, подтверждал несомненный факт дурного поведения.
– Привет! – окликнула она его с улыбкой, хотя он был еще довольно далеко.
– Привет тебе!
Это был высокий, нескладный, небрежно одетый мужчина лет тридцати; он двигался мягко, неспешно, слегка сутулясь. У него были светло-каштановые волосы, румяное лицо, глаза прозрачного орехового оттенка, зубы, поражающие своей белизной. Скучающий вид, расслабленность походки, равнодушный взгляд в сочетании со странной сдержанностью – все это вкупе делало его особенным, интересным, во всяком случае не таким, как все, словно он лениво оценивал вселенную, находя ее достойной лишь недоверчивой иронии.
– Ты поздно, – оживленно произнесла Люси, с удовлетворением отмечая, что он не хмурит брови, как это часто бывало. – Я подумала, ты пропустил поезд в половине пятого.
– Мур ничего не пропускает, – дружелюбно откликнулся он, – за исключением молитв. Доверяй ему, Ф. Дж. Муру!
– Ты не забыл про мои салфеточки? – спросила она, когда они вместе пошли по дорожке.
Это был не пустячный вопрос. Он искоса взглянул на нее и медленно потер щеку ладонью. Его уверенность поубавилась.
– Как это плохо, Фрэнк, – упрекнула она его.
Так похоже на него – взять и забыть о ее просьбе. Ведь Фрэнк говорил, что будет сегодня проходить мимо «Гау». В семье Мур он был признан образцом торгового дома в Глазго. Если куплено
– Консервированные сардины, – медленно проговорил Фрэнк. – Могу принести тебе в следующую пятницу в качестве компенсации.
Ее губы дрогнули, и все же ей действительно хотелось получить эти салфетки, а он всю неделю забывал про них. Но в этом весь Фрэнк! Он мог забыть о чем угодно: о дне рождения, ее или Питера, даже о собственном. Не раз муж признавался в том, что не помнит этих важных дат.
– Подходит для вегетарианцев, – хмуро уверял он ее. – Поставляется во все братства. Их рекомендует мой дорогой брат Эдвард. Нет греха в консервной банке.
Покачав головой, она невольно рассмеялась:
– Значит, такой у тебя сегодня настрой?
Они вошли в небольшую столовую, расположенную между гостиной и кухней в анфиладе комнат на первом этаже дома, – ничего сложного не было в архитектуре виллы! – и когда Питер по просьбе матери позвонил в колокольчик, все трое уселись за чайный стол.
– И что же сегодня происходило? – спросил Мур, после того как в комнату, подобно ветру, ворвалась Нетта и вскоре с независимым видом удалилась. – Сколько убийств насчитали с утра?
– Все как обычно, – спокойно ответила жена, передавая ему тост. – Не считая того, что твой сын теперь копит шарики.
Взгляд Мура ненадолго задержался на улыбающемся мальчике.
– Настоящий Шейлок, – склонившись над яйцом пашот, пробормотал Фрэнк.
– А утром в городе я встретила мисс Хокинг, – продолжила Люси.
Он взглянул на нее поверх края своей чашки – за столом он обычно сидел ссутулившись – и с мягкой иронией воскликнул:
– Пинки, дорогая! И что же она сказала в свою защиту?
Понимая его настроение, Люси уклончиво покачала головой, не удостаивая его ответом.
– Смешное создание, – настаивал он. – Никак не могу узнать длину ее ступни. Ой, какие мы! – Жеманным голосом он произнес нараспев: – Скажите пожалуйста. Сдается мне, она тронулась умом. – Допив чай, он добавил с заметным акцентом: – Чем меньше мы с ними общаемся, тем скорее… Это место, которое мне нравится…
– Ты ведешь себя нелепо, Фрэнк, – как обычно, – спокойно возразила она.
В этот момент у входной двери энергично ударил дверной молоток, и Питер воскликнул:
– Почта!
Мать кивнула ему, и он, соскользнув со стула, побежал в прихожую. Вскоре Питер вернулся с письмом, ликующим голосом воскликнув:
– Это тебе, мама!
Люси взяла письмо и, сдвинув брови и слегка наклонив голову, принялась внимательно разглядывать прямоугольный конверт с адресом и нечетким почтовым штемпелем поверх красной марки. Потом аккуратно вскрыла конверт ножом.