Три мужа для Кизи
Шрифт:
Девушка испуганно застыла, наполовину обнажённая. Лишь половина дупатты осталась, обёрнутая вокруг талии и груди, грудь, взволнованно вздымавшуюся, обвивавшая туго каймой с вышивкой золотой, да с искрами камней драгоценных и зеркал круглых, маленьких, уже свободно стекающих с тёмной тканью вниз, в складки посвободнее. Взгляд мужчины соскользнул с лица на грудь, покрытую блестящей тканью и драгоценной вышивкой. Шумно выдохнула несчастная девушка, отчего ткань и грудь как-то резко и неприлично уж поднялись и опустились.
Поползла вдруг яркая, старая, простая дупатта из разжавшихся пальцев засмотревшегося мужчины. Но, впрочем, через миг уже, свесившись с седла, незнакомец подхватил оранжевый край. Резким движением поднял дупатту с земли, встряхнув, да никак с лошади не свалившись, будто только и делал днями целыми, что скакал на лошади, да висел в изогнутых, странных позах. Он даже тюрбан с головы своей не потерял! Хотя, казалось, естественно было бы тому упасть при таких-то выкрутасах носившего его. Воин дупатту встряхнул – и облако пыли дорожной окутало Ишу. И она отчаянно чихнула, от мелких крупиц грязи задыхаясь.
И отчаянно, потерянно как-то сжалось моё сердце. Будто сказало, что так же, как вывалялась новая роскошная шаль Ишы в дорожной грязи, так и жизнь новая моей сестры будет в грязи вываленной. И, наверное, из-за него. Из-за этого мужчины, который смотрел, усмехаясь, как несчастная моя сестра сморщилась и зачихала от пыли.
Его спутники, тоже воины, с хищно загнутыми мечами в ножнах, украшенных драгоценными камнями, лошадей своих дёрнули за уздечки. И выстроились вокруг нас, окружая.
Камень 7-ой
– То, что мне в руки попало, я уже не выпускаю, – насмешливо произнёс самый говорливый из воинов, спокойно выпрямляясь – и снова тюрбан его оказался на месте своём, даже не сдвинувшись. – Но вы, прекрасная незнакомка, как я посмотрю, тоже ничего из своих рук выпускать не хотите?
Тут только дёрнулась Иша – и совсем уже сползла её новая дупатта, уже и с груди – и тут только заметила, что другой край оранжевой шали цепко сжимает в своей правой руке. А мужчина, когда шаль роскошная и по груди девушки сползла медленно, обнажая обтягивавшее её простое сиреневое чхоли и заметную над ним ямку между оснований полукружий, шумно выдохнул, нервно как-то.
И вдруг, мрачно прищурившись, дёрнул за подхваченную ткань резко-резко. Едва не упала Иша, но край подарка родительского не выпустила.
– Смотри, брат, какая цепкая женщина! – хмыкнул один из его спутников, помладше, но уже солидно бородатый или же лицо прятавший в густой бороде. – Как ухватится за тебя – так и не отцепится!
А тот, кого он братом назвал, вдруг рванул шаль злосчастную на себя, мощным рывком. Вскрикнула Иша, но пальцев не разжала. Оторвалась вслед за тканью от земли, а ловкий воин подхватил её, за пояс юбки, да поднял к седлу.
– Говоришь, что я проиграю какой-то жалкой женщине? – проворчал он. – Никогда я ещё не проигрывал женщинам!
Затряслась несчастная, которую он держал. Я отчаянно вцепилась в запястье Садхира. Словно он помочь мог. Он, музыкант, один против шестерых кшатриев! Или с братьями: тогда трое против шестерых. Но всё равно жутко. Ох, а стоит ли?.. Но тогда они увезут мою Ишу! Или тут же, женихов моих искалечив или даже убив, сестру мою несчастную на глазах у меня обесчестят!
Виновато посмотрел на меня Садхир. Мрачно глазами сверкнул на него Поллав, когда осторожно средний брат его поднял руку вместе с моей, державшейся за него, к своему странному украшению с камнем, выточенным в форме клыка.
– Я попробую, – тихо шепнул мне Садхир.
Робко руку свою убрала. И задрожала, поняв, что так я лишь ускорила смерть отзывчивого молодого мужчины. Но он…
В драку не кинулся Садхир. Лишь сжал украшенье своё свободной рукой. И как-то странно молвил он, тихо, но твёрдо:
– Тот, кто волосы свои первые умыл в крови врага своего. Тот, кто разорвал дикого тигра надвое голыми руками. Тот, кто имя своё не прячет, потому что не доживают враги его до того, чтобы услышать его…
– Что-то мантра у него чудная какая-то! – фыркнул один из всадников.
– Тот, кто родился – и принёс вслед за собою дождь…
Я вздрогнула от последних слов музыканта: мне почему-то вспомнился первый мой жених и имя его. Да, впрочем, был ли он моим женихом? Он так быстро ушёл! Он меня не защитил от ударов камней в тот день! Ванада…
– О Ванада! Твой друг взывает к тебе!
Потерянно повернулась к Садхиру. А тот продолжил бормотать:
– О Ванада! Твой друг просит тебя о помощи!
Солнце совсем уж заслонили облака. И как-то внезапно день ясный померк. Грянул гром – и молния небо расколола надвое, а потом – ещё пополам. И ещё на несколько кусков. Ветер усилился, едва не сорвав и мою дупатту – я смогла удержать её лишь потому, что торопливо вцепилась в неё, чтобы не открывать злым кшатриям своё лицо.
Несколько мгновений ничего не было.
А потом вдруг ливень хлынул внезапный, вымочив всю нашу одежду. Да в грязи ноги наши да копыта лошадей чужих утопив. Сильный ветер дул яростно, словно сбить нас хотел с ног. От нового громового раската мы едва не оглохли. И молния новая едва не ослепила нас.
А когда глаза мои чуть оправились от ужаса и от резкого ослепительного света, между громовых раскатов, между дождевых струй, ставших тонкими-тонкими, послышалось ржание коня.
И воины, и женихи мои, и мы с сестрой оглянулись невольно.
На дороге возле нас появился чёрный конь. Да всадник на нём, одетый в чёрные дхоти с золотою каймою, кутался в чёрный плащ. Да тюрбан на его голове был чёрный. Только вместо драгоценных камней или золотого украшения на нём были нашиты спереди по центру несколько клыков разных форм и размеров, беловатые, желтоватые и… и чёрные?.. Или то просто камень, обточенный в форме зубов диковинного зверя и отшлифованный гладко-гладко? И три нити жемчуга – две слева, а одна справа от него – нашиты. Густые, длинные волосы, которыми заиграл ветер, заслонили от нас его лицо. Но…