Три невероятных детектива (сборник)
Шрифт:
— О чем вы говорили?
— О том, что случилось на кладбище и на следующий день в квартире на бульваре Оссман, о странном поведении мадам де Валуа. Я был слегка рассеян, потом отлучился, чтобы выяснить, согласится ли мадемуазель Херсон приютить девушку. Когда мы вернулись в магазин, какой-то лицеист перебирал книги на полках. Это тоже была Нинон, чего я в тот момент, естественно, не знал. Очевидно, она проследила за Денизой и моим приказчиком до улицы Нотр-Дам-де-Лоретт и…
— Перестанем ходить вокруг
— Рассказ рискует занять много времени.
— А я никуда не тороплюсь! Сейчас двенадцать, так что у нас весь день впереди.
— Я закажу еще стаканчик. Присоединитесь?
— Охотно. Альфонс, два кассиса! Говорите, мсье Легри.
Виктор взъерошил волосы, дождался, когда официант отойдет от стола, и начал свое повествование.
Закончил он ровно в два.
— Я нашел решение в самый последний момент. Да и кто бы заподозрил такую красотку?
— Да уж, она чертовски хороша, — согласился Гувье. — Я видел Мари в кабинете Лекашера, ее манере держаться и самообладанию позавидовали бы воспитанницы школы «Комеди Франсез».
— Не совершайте роковой ошибки — она жестокая преступница, так не подавайте ее образ в выгодном свете. Журналисты своими опусами способны представить убийцу героем.
— Как и романисты, мсье Легри, — парировал Гувье.
Виктор поприветствовал мадам Баллю, но та не обратила на него никакого внимания. Она читала вслух статью, напечатанную на первой полосе, а мать и сын Пиньо внимали ей с почти религиозным благоговением.
— Не забудьте о работе, Жозеф, — бросил юноше Виктор.
— Мерзавка! — воскликнула мадам Пиньо, вырывая газету из рук мадам Баллю, которой это совсем не понравилось. — Вы только послушайте! «Я отправилась выслеживать рыжеволосую малышку на улицу Сен-Пер».
— Это она о мадемуазель Таша, — уточнил Жозеф.
— «Та села в омнибус до Монмартра и зашла в кабачок под названием “Бибулус”. Это оказалась мастерская художников, и я поняла, что у меня все легко получится. Облапошить мазил — с этим справится и ребенок».
— До чего самоуверенная особа! — возмутилась мадам Баллю, забирая газету. — «Я сидела в “Утраченном времени” и вдруг увидела старика с кладбища. Мне показалось, что он наблюдает за книжным магазином…» — Я тоже видела, как старик там крутился, и он показался мне подозрительным! — с торжеством в голосе объявила мадам Баллю.
— Я продолжу, отдайте! — закричала мадам Пиньо и так сильно дернула к себе газету, что едва не разорвала ее пополам. — «Я решила вернуться на следующий день, рано утром. Старик был на улице, за ним гналась консьержка». Да это же о вас, мадам Баллю!
— Конечно, я за ним гналась!
— Вот потаскуха! — выругалась мадам Пиньо.
— А ведь приходила сюда, как к себе домой. Нет, что ни говорите, но мсье Легри и мсье Мори не… Ладно, сами понимаете, — не договорила она, покосившись на Жозефа, который завладел газетой.
— «Я должна была немедленно убрать того старика. Все бы получилось, но меня заметил маленький сопляк…» Ты слышала, мама?! Маленький сопляк! Это она обо мне! Э-ге-гей! Тут есть мое имя — полностью — Жозеф Пиньо!
— Иисус-Мария-Иосиф! Где?! Покажи мне! — потребовала мадам Пиньо.
— Верните мою газету! — вскричала мадам Баллю.
Каждая тянула газету к себе, и та, разумеется, разорвалась. Растрепанные, побагровевшие от усилий дородные дамы начали обмениваться оскорблениями, а потом пустили в ход кулаки. Жозеф попытался разнять их, и ему досталось от обеих, но он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете: «Мое имя — в газете! Обо мне написали! Валентина может мной гордиться!»
Глава двенадцатая
Солнечный луч падал через застекленную крышу на столик, заваленный кистями и тюбиками краски. На холсте Кэндзи Мори сидел с книгой в кресле, положив ногу на ногу. Казалось, с его улыбающихся губ вот-вот сорвется одна из любимых поговорок. Таша удовлетворенно кивнула, отступила на шаг и добавила капельку белил в уголки глаз, оживив их блеск.
— Что скажешь?
Вооружившись молотком, Виктор сражался со строптивым гвоздем.
— Я пребываю в сомнениях и готов устроить тебе сцену ревности. Ваша дружба кажется мне подозрительной.
— Похоже, мне никогда не понять вас, мужчин. Ты мечтал, чтобы мы подружились, и вот теперь, когда…
— Одно меня утешает — Кэндзи позирует тебе одетым.
— Не будь так уверен, это только начало.
— Ты не в его вкусе, он предпочитает брюнеток. Нинон… — Виктор запнулся. — Как и Айрис, полагаю. Маленькие рыжеволосые женщины не интересуют Кэндзи, он оставляет их мне.
Виктор бросил молоток, Таша положила кисть, и они поцеловались.
— Тебе нравится? — шепнул он ей на ухо.
— Что именно? Поцелуи?
— Да нет же, глупышка, мастерская!
— Будешь обзываться, я вернусь к Хельге Беккер! Конечно, нравится. А знаешь, что здесь лучше всего?
— Это? — спросил он, кивнув на стоявшую в алькове широченную кровать под атласным покрывалом.
Таша покачала головой.
— Туалетная комната?
— Нет.
— Мебель?
Она обвела взглядом два кресла в стиле Генриха IV, канапе эпохи Регентства, стол и стулья в стиле Тюдор, купленные Виктором в аукционном доме на улице Друо.