Три невероятных детектива (сборник)
Шрифт:
— Ладно, рассказывайте.
— Я разыскал газету за 1886 год! — гордо заявил Жозеф и посмотрел на Виктора в ожидании одобрения, но тот на эту новость никак не отреагировал, и юноша расстроился: — Ну вот, я три часа рылся в газетах, принес вам железное доказательство, а вы…
— Давайте сюда газету, — сказал Виктор, — только чтобы Таша ничего не заметила. — Он схватил газету и прочитал:
Вот уже четыре дня, как нет никаких известий о ювелире с площади Белькур Проспере Шарманса. В прошлый четверг управляющий ювелирного магазина, принадлежащего Шарманса, заявил об исчезновении своего хозяина. В то утро господин Шарманса ушел из лавки вместе с одной из покупательниц,
— Ведь это имя, Сен-Меслен, упоминается в записке, которую вы нашли в гримерке Ноэми Жерфлер, — напомнил ему Жозеф.
Виктор, не отвечая, читал дальше:
По словам управляющего, дама утверждала, что владеет поместьем в окрестностях Лиона. Стоимость украшений, которые унес господин Шарманса, составляет полмиллиона франков. Однако в Лионе никто никогда не слышал о загадочной баронессе…
Заметка обрывалась на полуслове, но информации для размышлений в ней было достаточно. Виктор задумчиво пробормотал:
— Итак, в 1886 году в Лионе некая дама, назвавшись баронессой де Сен-Меслен, увозит с собой ювелира Проспера Шарманса, — рассуждал он вполголоса, — вместе с драгоценностями на полмиллиона франков. Что с ним произошло и куда он исчез, нам неизвестно. Но пять лет спустя он появляется в Париже и теперь работает в ломбарде. Допустим, Шарманса узнал мнимую баронессу в женщине, которая теперь выступает в театре «Эльдорадо» под именем Ноэми Жерфлер, она же Ноэми Фуршон. Он убивает сначала ее дочь — тут, видимо, не обошлось без соучастия известного в Лионе бандита Гастона Молина, — а потом и саму Ноэми. Из опасения, что Молина его выдаст, Шарманса убивает его тоже и засовывает труп в винную бочку, а потом избавляется и от случайного свидетеля — Базиля Попеша, который был соседом Гастона Молина.
Жозеф жадно ловил каждое его слово.
— Точно, патрон! Вы докопались до самой сути. Вам бы книги писать, — восхитился он.
— Остается только выяснить, какую роль сыграл в этом деле доктор Оберто, о котором шла речь в записке.
— А может, этот клочок бумаги вообще не имеет отношения к убийствам? — предположил Жозеф.
— Да нет, я так не думаю. Вот вам деньги, возьмите экипаж, поезжайте домой и ложитесь спать. Завтра я кое-куда наведаюсь и появлюсь в лавке где-нибудь к обеду, тогда и решим, что делать дальше. Если мсье Мори спросит, почему меня нет, скажите, что я повез заказанные книги за город.
— Слушаюсь, патрон! — отрапортовал Жозеф. — До свиданья, мадемуазель Таша!
— Всего доброго, Жожо, — откликнулась девушка.
Виктор подошел к ней.
— Не понимаю, зачем приходил Жозеф, — с деланным равнодушием сказал он, — обсудить дела можно было и завтра.
— Правда? — недоверчиво взглянула на него Таша. — А мне показалось, вы были очень увлечены беседой. Ты от меня ничего не скрываешь?
— Да что ты, дорогая, уверяю тебя…
— Смотри, если потом вдруг выяснится, что ты опять ввязался в какое-то расследование, и полиция придет меня допрашивать, мне придется лгать, а у меня это плохо получается.
— Полиция? С чего бы это полиции вмешиваться в мои дела? Мы не продаем краденого, — отшутился Виктор.
— Не спеши давать честное слово, любимый, чтобы не пришлось потом нарушать его, — проворковала Таша, прижимаясь к нему.
Она посмотрела ему в глаза, и он отвел взгляд. Победа в этом молчаливом поединке Таша вовсе не обрадовала.
Глава двенадцатая
23 ноября, понедельник
Виктор остановил экипаж на улице Линнея и вышел. Лил проливной дождь, порывистый ветер сбивал с ног. Было так пасмурно, что казалось, на дворе не утро, а поздний вечер. Виктор прошел мимо здания с вывеской: «Бальнеум: турецкие и римские бани». Он собирался еще раз осмотреть дом, где жил Базиль Попеш и проходили тайные свидания Гастона Молина и Элизы Фуршон.
Он еще раз обдумал детали расследования и пришел к выводу: улица Линнея, на которой жили Базиль Попеш и Гастон Молина, Ботанический сад, в котором работал Попеш, и больница Питье, куда его привезли, винный рынок, где нашли труп Гастона Молина, и тупик Беф, где живет Шарманса, а также приют Сальпетриер и улица Монж, связанные с загадочным доктором Оберто, — все, что имело отношение к этой истории, происходило в восточной части Пятого округа.
Виктор свернул на улицу Жоффруа-Сент-Илера. Ливень прекратился, и теперь дождь монотонно моросил. «Опять все тот же заколдованный круг, — думал Виктор. — Только обрадуешься догадке, как снова приходит неуверенность, а за ней — сомнения». Вскоре он оказался в безлюдном уголке на задворках больницы Питье. Тут можно было встретить лишь редких посетителей с гостинцами для больных. А жили в этом районе в основном рантье, служители Музея и университетские профессора. Он напоминал какое-то заколдованное сонное царство, тишину которого изредка нарушали доносившиеся из Ботанического сада пронзительные крики павлина и рев слона.
На улице Гласьер люди выходили из омнибуса и осторожно ступали на скользкий от дождя тротуар. Виктор обратил внимание на студента с потертой кожаной папкой под мышкой и подумал, что, наверное, тот каждый день проходит здесь ровно в девять-пятнадцать. «Как хорошо, что я волен распоряжаться своим временем», — подумал Виктор, вышел на улицу Монж, перевел дыхание и огляделся.
Если верить медной табличке, доктор Оберто, психиатр из больницы Сальпетриер, проживал в доме номер 68. Виктор с опаской вошел в кабину гидравлического лифта — в отличие от Кэндзи, ему вовсе не нравилось это новомодное изобретение. Дверь квартиры на пятом этаже открыл неразговорчивый слуга. Он спросил гостя, как его представить, и Виктор назвался Пиньо. Неслышно ступая по мягкому ковру, слуга проводил его из прихожей с обитыми красным шелком стенами в гостиную, игравшую роль приемной. Здесь царило полное смешение стилей, а вдоль стен стояли массивные дубовые кресла, сидеть на которых было крайне неудобно.
Посетители — трясущийся старик, желчный мужчина с подергивающимся от нервного тика глазом и бледная, худосочная дама средних лет — с надеждой взирали на дверь кабинета.
Виктор отошел к окну: за кисейными занавесками он разглядел кусочек Ботанического сада с несколькими голыми деревьями и царившим над ними вековым кедром. Дым из труб тюрьмы Сент-Пелажи и больницы Питье поднимался в небо и сливался со свинцовыми тучами, которые, будто крышкой, накрывали кипящий котел города. На другой стороне улицы подручный булочника с накрытой белой тряпкой корзинкой в руках прокладывал себе путь сквозь сплошной встречный поток прохожих. Виктор представил, как этот парень поднимается в тесную холостяцкую квартирку под самой крышей, где его поджидает старик военный в отставке, и ему стало тоскливо. Тем временем в приемной появился еще один пациент — прикованный к инвалидному креслу грузный мужчина. Виктор решил было почитать газеты, сваленные на столике, но сосредоточиться не получалось — мысли перескакивали с одного на другое. Тогда он стал рассматривать картину над камином: преподаватель обследует больного в аудитории, полной студентов-медиков. Виктор подошел поближе, чтобы разобрать подпись художника, но услышал мужской голос: