Три подруги и таинственный жених
Шрифт:
— За мужем, — пояснила я. — Там же скучно. И дел много.
— Устами ребенка глаголет истина, — прыснул в кулак дедушка, наблюдавший за нашей беседой.
— Тебе сейчас туда и не надо, — не отреагировала на слова мужа бабушка. — Но по достижению двадцати пяти лет, тебе придется вернуться к отцу, в королевство, чтобы заключить брак с принцем Небесного Царства.
— И это все условия? — настороженно уточнила я.
— Да, — ответила бабушка и взяла меня за руки. — Ты согласна на такое?
— Конечно! — завопила я и бросилась бабушке
Тогда предстоящее замужество казалось мне ерундой. Когда тебе десять многое кажется ерундой. Но время пролетело незаметно. И очень быстро.
И вот, мне остался один год до встречи с предполагаемым мужем под брачной аркой с вензелями из наших имен.
Глава IX
— Привет, — распахнула я объятия, как только открылась дверь бабушкиной квартиры.
— Привет, дорогая моя, — ласково пропела женщина и крепко обняла меня.
Я вдохнула знакомый и такой любимый аромат бабушкиных духов, неизменных вот уже более десяти лет.
— Проходи, — и бабушка посторонилась, чтобы дать мне возможность пройти внутрь.
Я ступила через порог, сбросила туфли и сунув ноги во всегда ожидающие меня на одном и том же месте тапочки с собачками, пошлепала на кухню, неся в одной руке шоколадный торт, а в другой — «Пино-нуар». Бабушка родилась аристократкой, ею и оставалась даже вдалеке от дома, несмотря на весьма простой образ жизни, которую именно за простоту и любит. Но от некоторых привычек трудно избавиться. Любимое вино — одна из таких привычек.
— Чем занимаешься? — поинтересовалась я, доставая торт из пакета.
— Пересаживаю цветы, — бабуля кивнула в сторону балкона, где были расставлены цветочные горшки и стоял мешок с землей.
— Увлекательно, — улыбнулась я, которая никогда не питала особой любви ни к цветам в горшках, ни к цветам в букетах.
Бабушка рассмеялась и полезла в шкаф за винными бокалами. Вручив мне открывашку, она сдернула со стоящего на столе блюда салфетку и моему взору предстало нечто удивительное. А именно её фирменные пирожки — с золотистой корочкой, еще теплые и источающие умопомрачительный аромат.
— Налетай, — предложила она и я, не удержавшись, тут же схватила ближайший к себе кусок сдобы, который оказался пирожком с картошкой и грибами.
— Ну, как? — спросила бабушка, следя за моей реакцией.
— Умопомрачительно, — честно ответила я, прожевав первый кусок.
— Садись, чего стоишь? — и бабушка подтолкнула меня к самому удобному местечку за столом. Сама села напротив, подперла руками подбородок и с умилением в глазах стала наблюдать за тем, как я уминаю её стряпню, выглядя как самая настоящая бабушка — простая, добрая, любящая и заботливая. От той утонченной красивой женщины, которая заботилась обо мне в детстве мало, что осталось. Ей на смену пришла другая — более мудрая, тихая, понимающая.
После смерти дедушки на девяносто восьмом году жизни она пережила невероятное чувство потери и, едва не сойдя с ума от горя, поняла, что без него ей этот мир не нужен. И решила уйти следом за ним — пусть и не красиво, зато очень честно и очень по-человечески. Она прожила много счастливых дней в окружении людей и посчитала, что человеческий итог будет чем-то очень правильным и логичным. Она отказалась от того дара, который ей достался от родителей-богов, потеряла молодость и красоту, зато приобрела то, что по её мнению было гораздо ценнее, чем бессмертие — возможность встретиться со своим мужем еще раз.
Её осанка была по-прежнему гордой и ровной, глаза смотрели на мир все также весело, любопытно и чуть наивно. При ней все еще были её утонченные манеры, идеальный вкус, чистый разум и светлая душа. Но некогда идеальное лицо постарело, покрылось морщинами. Волосы поредели и практически полностью поседели, а фигура поплыла и раздобрела. Она уже не была королевой, не была дочерью богов, но она все еще была моей любимой бабушкой. И, хотя, по-моему мнению, в старости не было ничего красивого, бабушка даже в этом возрасте каким-то образом умудрялась выглядеть очень благородно и эстетично.
— Недавно мне звонил твой отец, — наблюдая, как я впиваюсь зубами в третий пирожок, спокойной сообщила бабуля.
Я поперхнулась и закашлялась. Пришлось приложить усилия, чтобы не заплевать бабушку и всё вокруг слюной и крошками.
— Звонил? — просипела я, когда смогла говорить.
— Ага, — бабуля поправила и так идеально лежащую скатерть, и принялась выстраивать в ровный ряд солонку, перечницу и сахарницу.
Пронаблюдав за её действиями, я отложила пирожок. По опыту знала, что если бабуля начинает поправлять все вокруг себя, значит, жди плохих вестей. Тяга к идеальному порядку в ней просыпалась именно в моменты сильной тревожности.
— У меня два варианта, — начала загибать пальцы я. — Либо технологии до такой степени ускакали вперед, что на дне моря теперь ловит мобильная связь и торгуют смартфонами. Либо! Папуля звонил тебе по морской ракушке, которая лежит у тебя на полке рядом с другими семейными реликвиями.
— Он звонил мне по мобильному телефону, — скромно улыбнувшись, ответила бабуля.
— Значит, первый вариант, — сделала я неутешительные выводы.
— Нет, он выходил на сушу, — бабуля перестала играть в шашки столовыми принадлежностями и сложила руки на коленях. — Специально, чтобы позвонить мне.
Я выпучила глаза.
— Ты шутишь!
Одна из причин, по которой я продолжала жить среди людей — возможность свести общение с родственниками к минимуму. Не то, чтобы я не любила свою семью. Любила, но по-своему. Мне достаточно было знать, что они где-то есть, они живы и у них все хорошо. Но мы слишком по-разному смотрели на этот мир, чтобы ежедневно выносить общество друг друга.
— Так жестоко шутить я не умею, — справедливо заметила бабуля и подвинула ко мне тарелку с пирожками, в явном намерении накормить раньше, чем у меня пропадет аппетит.